– Но мы живем не только на Земле, но еще и в космосе. Иохотимся в космосе… Если я не ошибаюсь, в прошлом, когда у нас существовалиграницы, путешественник обязан был подчиняться законам того государства, вкоторое попал?

– Что ж, можно держаться подальше от мест, гдедействуют идиотские закрны.

– Да? – спросил Лихов тихо и недобро. – Вы всамом деле полагаете, что, изменив трассы полетов, мы разрешим проблему? Такпросто? Мы ведь столкнулись с чужой логикой, поймите вы это. Логика. Чужая. Ипо ней выходит, что часть нашего общества составляют преступники. Что же, у насне найдется других чувств, кроме оскорбленного самолюбия?

– Мы достаточно сильны, чтобы дать отпор, если этопонадобится.

– Вот и знакомый голос, – тихо сказалЛихов. – Всегда правы только мы. Права она или нет, это моя страна…Сколько раз звучал этот голос в нашей истории? Значит, мы нашли-такигипотетического врага? Да нет, мы его старательно изобретаем…

– Как хотите, – сказал Меншиков. – Как бы тамни было, я никогда не соглашусь, чтобы землян отправляли на смерть во имяморальных принципов, которые исповедует другая раса. И не нужно о чужой логике.Да, они правы, но и мы правы. Так тоже бывает – оба правы, и потому каждыйдолжен оставаться при своем. Пусть не вмешиваются в наши дела, и мы ответим темже. Нужно лишь договориться уважать обычаи друг друга.

– Но сосуществование не всегда сотрудничество…

– Да что вы предлагаете, в конце концов? –разозлился Меншиков. – Выдавать им тех, кого они считают преступниками?

– Я хочу, чтобы вы поняли, как трудно будет решить этупроблему. Как и положено, как и следовало ожидать, Первый Контакт оказалсянепохож на все, что мы о нем напридумывали. Отдел разработки проблем контактадалеко, а мы – здесь. Тем более важно, чтобы вы…

– Я понял, – сказал Меншиков. – Могу васзаверить – я буду беспристрастным и объективным, когда стану докладывать обовсем. Это мой долг. Но я считал «остроухих» преступниками и буду считать. Мы, сих точки зрения, преступники? Но не больше, чем они с нашей. Мы – убийцы, а они– пираты. Поэтому я считаю себя вправе стрелять в любого из них, кто попытаетсяпомешать мне спасти людей. Простите, у меня нет времени.

Он распахнул дверцы шкафа, на ощупь отыскал тяжелый холодныйбластер и заткнул его за пояс. Рассовал по карманам энергетические обоймы,сунул туда же тюбик с мазью. Натянул новую куртку. Лихов не шевелился.

– А не остаться ли мне здесь? – спросил онзадумчиво, то ли обращаясь к Меншикову, то ли споря с самим собой.

– Не говорите глупостей. – Меншиков свинтил с дулабластера фальшивое сверло и швырнул его на пол. – Они с вами иразговаривать не станут, преспокойно пошлют в лес, а там вы загнетесь. Ну, япошел работать…

Он вышел в коридор, беспечным прогулочным шагом направился клестничной площадке. Казалось, шары смотрят в спину хитрыми невидимымиглазками. Меншиков молниеносно обернулся, падая ничком, выбросил вперед руку сбластером, и дважды сверкнула сиреневая молния, нанизав ничего не успевшиепонять шары на шампуры раскаленной до диких температур плазмы. Они просто неуспели бы подать сигнал…

Выпрямившись, Меншиков вдохнул резкий запах чужой горелойсинтетики. От шаров не осталось и крупинки, только сизый дым не спеша таял подпотолком, «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись никогда…» –нараспев продекламировал Меншиков своего любимого поэта, поднялся на третийэтаж и проделал там то же самое, потом вразвалочку спустился вниз и уничтожилшары там. Получилось так легко и просто, что он почувствовал даже некоторуюобиду и разочарование. Вышел во двор, сверкнула фиолетовая молния, и натерритории тюрьмы не осталось ни одного шара. Путь был свободен, но изпредосторожности Меншиков лег на землю у самой стены и пролежал там минутпятнадцать, выжидая, не появится ли диск со встревоженными тюремщиками. Впросветы листьев фальшивых лип светили знакомые звезды Каравеллы Колумба иЗвездного Филина, понемногу возвращалась уверенность в том, что жизньпрекрасна.

Диск не появился, значит, никакого командного центра втюрьме не было. Как и аварийной сигнализации. Шары действовали по автономнойпрограмме. Что ж, да здравствуют самостоятельные программы, нех жие, банзай,вансуй… Меншиков встал, смахнул с себя пыль и выдавил на ладонь колбаскупахучей пасты. Потер ладонь о ладонь.

Паста уничтожила покрывавший ладони защитный состав, пленкутелесного цвета с фальшивыми отпечатками пальцев, и спасатель теперь мог лазитьпо стенам и потолку, как муха. Вернее, как геккон, потому что принцип биологи«Динго» позаимствовали именно у геккона – на ладони приживлялисьмикроскопические волоски, не меньше сотни тысяч на квадратный миллиметр, иладонь прилипала к любой самой гладкой поверхности. Для сильного человекавлезть на стену было не труднее, чем вскарабкаться на руках по канату.

Меншиков посидел на гребне стены, обхватив ее ногами, словноверховую лошадь. И полез вниз. Вскоре пятки коснулись земли. Деревья здесьстояли редко и оттого не казались такими уж противными.

Двойная шеренга кораблей – высокие, темные, похожие на башнидавным-давно заброшенного замка. Среди острых конусов звездолетов и веретенрейдеров Меншиков углядел какую-то странную полусферу и удивился было, но тутже вспомнил, что это, должно быть, и есть корабль «желтоволосых».

Он открыл люк «Биосфора» и уверенно направился в рубку. Одназа другой зажигались лампы, в овальном коридоре громыхало эхо шагов, и Меншиковподумал вдруг, что никогда до того не был ночью один на большом корабле.

Включил контрольное табло – все системы в готовности,стартовать можно хоть сейчас.

– Ну и раззявы же вы, господа мои… – презрительнопробормотал он в адрес «остроухих», а руки тем временем уверенно бегали поклавишам, задавая киберштурману курс на вторую планету Альфы Каравеллы. Потомон прошел в свой «Байкал» и сделал то же самое.

Вышел наружу и задержался на краю расчищенного длязвездолетов участка, в тени. Отсюда открывался вид на купол – он стоял навозвышенности, сверкал, словно исполинская горсть бриллиантов, далекоотбрасывая свет на окружающий лес. Пристанище уверенных в себе, не нуждавшихсяв маскировке похитителей, он походил скорее на волшебную шкатулку, на театр,где сейчас должен начаться веселый новогодний маскарад. Не было в нем ничегозлонамеренного или грозного.

Несколько минут Меншиков стоял засунув руки в карманыкуртки, кривя губы, смотрел на жилище существ, над которыми одержал верх.Особого торжества или какого-нибудь там злорадства он не испытывал. Как всегдав таких случаях бывает, подготовка триумфа казалась теперь во много раз ценнеесамого триумфа. Меншиков ощущал лишь томительную крестьянскую усталость.

Возвращаясь назад, он едва не сбился с пути. Хорошо, чтоориентироваться помогал сияющий купол.