на улице, дрожало большое беспокойство; и знакомые, ехавшие вместе, все не разговаривали и старались не смотреть друг на друга, словно чего-то стыдясь. Чтобы доехать до места, нужно было сделать одну пересадку, но, заняв новое место, на этот раз у самых дверей, Альберт заметил, что движение на ветке этой замедленно: транспорт не пускали к парламенту, останавливая за две улицы до него. Уже две эти улицы были невыносимо затянуты дымом. Полицейские разжимали тугие двери трамвая и кричали: «Выходите, конечная, дальше нельзя!». Кто-то из приехавших с Альбертом в трамвае хотел пройти по улице в сторону парламента, но его задержала длинная цепь с дубинками наперевес. На головы дежурные натянули противогазы, за спинами их расплывались в сизости стены, пожарные машины и спешащие люди со шлангами. От удушливости было гадко и муторно.

— Что там такое? — откашлявшись, спросил Альберт.

Ему ответили раздраженно и приказали уезжать и не мешать им работать.

— Я из прокуратуры. Вот мой документ. Что происходит?

Ему четко ответили, что, будь он хоть бургомистром, его бы отправили куда подальше, ибо мешать людям на пожаре нельзя никому.

— Вы просто идиоты, — буркнул Альберт и отошел.

Поодаль, напротив остановки трамвая, на коленях, в пыли и дыму, молилась небольшая группа людей. Тут же в недоумении метался иностранный журналист с фотокамерой, осматривал плачущих и цокал языком.

— Тут снимать нельзя, — сказал ему Альберт.

— Я журналист с аккредитацией, — возразил тот.

— А я партийный чиновник!

Журналист цокнул языком, зло скривился, попытался убрать фотоаппарат, но Альберт милостиво его остановил:

— Хорошо, можете снимать… А как обстоят дела? — поспешно спросил он.

— Купол лопнул. Я снимаю, верно?

— Да, да. А это кто? Что за секта?

— Верующие в знамения и прочие страшные сказки. Там так горит, что, говорят, стены могут не выдержать.

— Не может быть…

— Вы правы: невероятно, что современные пожарные не умеют нормально тушить пожары! Но мне повезло — не каждый день парламенты сгорают. У вас… кровь. — Журналист попятился.

— Кровь? Что?

— У вас кровь… на глазах.

Как в тумане он коснулся левого века и заметил на ладони красное пятно.

— А, ясно, — только и сказал он.

— Все нормально? Вам помочь? Позвать кого-то? — лепетал журналист.

— Нет, ничего…

Из кружка сектантов им закричали:

— Смотрите! Смотрите!

Сектанты повскакивали на ноги. Сквозь больной кашель они заплакали и начали неистово креститься.

— Сумасшедшие! — выпалил журналист и направил на них камеру.

Растрепанная, в грязи и саже женщина с придыханием вопила:

— Партийный! Партийный! Это наша кровь! Кровь наших детей! Антихрист! Из его глаз течет зло! Антихрист!

— Чего вы стоите? — воскликнул журналист. — Их много!

— Это знак Антихриста! — закричала вторая женщина, с покрытой головой. — Кровь из глаз — это знак вселенского зла! Оно пришло! Это оно уничтожило парламент! Антихрист пришел разрушить столицу! Он принес нам Апокалипсис!

— Уходите! Уходите! — повторял громко журналист.

Кто-то бросил камень — он попал в его плечо. Сейчас же на взбесившихся набросились полицейские в противогазах. Повалившись в грязь, сектанты не вырывались, кто плакал, кто неистово смеялся, кто-то вопил дальше об Антихристе и приближении Апокалипсиса. Напуганный журналист ругался и одновременно рассказывал, какой перспективный материал он нынче получил.

Альберт был уверен, что он спит — но позже он снял пальто и обнаружил на нем грязь от брошенного камня, а на коже — небольшой синяк. Мария смотрела огромными глазами и спрашивала, как он потерял шляпу и отчего не вытер кровь с лица.

— Что за приключение? Что с тобой случилось? Ты подрался?

— Нет…

— Тебе принести что-то? Воды?

— Нет.

Она замолчала. Не совсем осознавая себя, он закрыл глаза руками. Как получилось, что он теперь не спал?

— Я… хочу спать, — сказал он еле слышно.

Мария не возражала. Глаза ее были тревожны.

Человек из кабинета слева сказал, что начальника заменили. Якобы получасом ранее он вынес саквояж с личными вещами, а ключ отнес дежурному. «Слишком он аполитичен, — прозвучало мнение из кабинета справа, — правильно говорили: не удержится».

На стол Альберту принесли письмо, в котором бывший начальник заявлял, что уволился по собственному желанию и просит слушаться его преемника, потому что «его статус невозможно оспорить». И около трех часов дня обитателей кабинетов выгнали на линейку по случаю приветствия нового высшего, который приехал на элегантном черном автомобиле с партийными флажками.

— У него нет образования, — прошептали Альберту на левое ухо.

Герман Германн улыбался всем и приветливо вскидывал руку, смущая привыкших к рукопожатиям прокуроров. На Альберта он взглянул с поразительным безразличием, словно впервые его видел, и в глубине души тот порадовался, что Германн не показал их знакомства — как и коллегам, ему стало стыдно. За Германном на уважительном расстоянии вышагивал громила, назначенный ему в заместители. Он внимательно всматривался в черты работников, выискивая контрреволюционные помыслы, и кривил губы, если прокурорский казался ему способным на сопротивление начальству.

После начальника отвели в кабинет и начали вызывать по одному на личное собеседование. В курилке активно спорили, станет ли этот «двухименной» увольнять старых работников. Вызывали пофамильно: являлся громила и кричал, чтобы на такую-то букву прошел за ним к начальству. Пока его не было, оставшиеся заспорили, можно ли счесть это за неуважение.

— Заместитель займется политическим просвещением? Серьезно? Этот? Они считают, он сможет нас вдохновить?

— Им не нужно нас вдохновлять, хватит того, что мы его боимся.

— Я его не боюсь!

Вызвали Альберта. За громилой он прошел в знакомую комнату, теперь изменившуюся: на стенах успели развесить партийные плакаты, что призывали к бдительности и верности единственной и неделимой стране. За спиной Германна, как ни странно то было, висела коммунистическая листовка: «Запомните, товарищи, каждый из вас — будущий командир Красной Армии! Это наша клятва красноармейцам Союза. Наша священная борьба не может быть остановлена пистолетами, пулеметами и тюрьмой. Рабочие, ступайте на баррикады! Вперед, к нашей победе над буржуйским правительством! Заряжайте винтовки! Готовьте гранаты! Мы — хозяева будущего!». На спинке кресла лежал шарф местного футбольного клуба.

— Привет, — миролюбиво сказал Германн.

Стараясь не нервничать, Альберт сел напротив. Кабинет закрылся.

— Хочешь покурить? — спросил Германн.

— Нет. Спасибо.

— А, это, — заметив, на что он смотрит, опомнился Германн. — Листовка в напоминание, во имя чего мы сражаемся. Они хотят новой революции. Нам не хватает, конечно же, гражданских войн на улицах. Красиво это, правильно: устроить бойню… ну хоть у нас под окнами? Да, это прекрасно: боевые действия в столице, танки и снаряды, баррикады, случайные раненые — и убитые — наши люди… Мы не можем этого допустить. А врагов у нас очень много.

Рассказывая, как много врагов, что