class="p1">Простая логика подсказывала, что той или другой линии вскоре суждено прекратиться… однако Худу никак не давали покоя дурные предчувствия: ведь грезившая десять лет гомеогазета вряд ли так запросто расстанется с собственными фантазиями.

«Может статься, – размышлял он, – со страниц «Таймс» исчезнут как раз репортажи о нас, о ЦАРГ и ее стараниях возродить Землю. С каждым днем касающимся нас новостям будет отводиться все меньше и меньше строк, мало-помалу мы съедем с первых страниц на последние, и, наконец, в газете не останется ничего, кроме подвигов Бенни Чемоли!»

Последнее соображение, отнюдь не из приятных, встревожило Худа до глубины души.

«Как будто, – сам себе удивляясь, подумал он, – все мы реальны только до тех пор, пока о нас пишет “Таймс”! Как будто само наше существование зависит от нее одной!»

Спустя еще двадцать четыре часа в очередном, регулярном номере «Таймс» появилось письмо Флетчера. На газетной странице оно показалось Худу неубедительным, явно надуманным – купиться на такое гомеогазета попросту не могла… однако ж купилась как миленькая: выдумка умудрилась благополучно пройти все этапы создания номера.

«Дорогая редакция!

Ваши статьи о героическом марше на твердыню прогнившей насквозь плутократии, Нью-Йорк Сити, разожгли пламя энтузиазма и в моем сердце. Каким образом я, простой гражданин, мог бы примкнуть к рядам тех, кто в эту минуту, на наших глазах, творит историю? Будьте добры, сообщите как можно скорее: я полон желания присоединиться к Чемоли, разделив с его соратниками все выпадающие на их долю тяготы и победы.

Искренне ваш,

РУДОЛЬФ ФЛЕТЧЕР»

Ответ гомеогазета поместила сразу же под письмом. Сгорая от нетерпения, Худ скользнул взглядом по строкам.

«Согласно нашим сведениям, приверженцы Чемоли держат вербовочный пункт в центре Нью-Йорка, по адресу: Бликмэн-стрит, 460, Нью-Йорк 32. Можете справиться там, если полиция еще не пресекла их квазилегальную деятельность ввиду текущего политического кризиса».

Коснувшись кнопки на рабочем столе, Худ включил аппарат прямой связи со штаб-квартирой полиции.

– Дитрих, – заговорил он, как только его соединили с шефом дознавателей, – мне требуется группа ваших людей. Нужно съездить кое-куда, а на месте могут возникнуть трудности.

– Стало быть, благородной рекультивацией дело не ограничивается, – выдержав паузу, сухо откликнулся тот. – Что ж, присмотр за адресом на Бликмэн-стрит мы уже обеспечили. А с письмом – восхитительная идея. Глядишь, и сыграет, – довольно хмыкнув, добавил он.

Вскоре вертолет уже нес Худа, сопровождаемого четверкой центаврианских полисменов в черных мундирах, над разрушенным Нью-Йорк Сити на поиски руин Бликмэн-стрит. Карта у них имелась, однако даже с ее помощью искать нужное место пришлось битых полчаса.

– Вот, – наконец объявил капитан, возглавлявший группу, указав вниз. – Похоже, оно. Вон то здание, где бакалейная лавка.

Вертолет пошел на снижение.

Бакалейная лавка оказалась именно бакалейной лавкой. Никаких признаков политической активности – ни граждан, слоняющихся без дела, ни флагов, ни лозунгов – Худ не заметил. Однако за всей этой будничной картиной, за корзинами овощей, расставленными снаружи, вдоль тротуара, за оборванками в длинных лоскутных балахонах, перебиравшими подгнивший за зиму картофель, за стариком-лавочником в белом переднике, мерно орудовавшим метлой, словно бы крылось нечто зловещее. Слишком естественно, слишком просто… слишком обычно.

– Садимся? – спросил полицейский капитан.

– Да, – решил Худ. – И смотрите в оба.

Увидев вертолет, приземлившийся посреди улицы, напротив бакалейной лавки, ее хозяин аккуратно прислонил метлу к стенке и двинулся навстречу прибывшим. Судя по пышным усам и слегка волнистым сединам, родом он был из Греции, а на Худа и полицейских взирал с врожденной настороженностью. Очевидно, старый грек мигом сообразил, что явились они отнюдь не с добром, однако решил встретить их со всей возможной учтивостью и держался уверенно, без боязни.

– Добрый день, джентльмены, – с легким поклоном заговорил старый грек, остановившись напротив. – Чем я могу вам помочь?

Дожидаясь ответа, он с любопытством оглядел черные мундиры полисменов-центавриан, однако нисколько не переменился в лице.

– Мы прибыли взять под арест одного политического агитатора. Вам тревожиться не о чем, – заверил его Худ.

С этими словами он двинулся к лавке. Полицейские, держа наготове оружие, последовали за ним.

Старый грек, не на шутку забеспокоившись, поспешил следом.

– Политическая агитация… здесь, у меня? Да ладно?! Быть этого не может! Что я такого сделал? Ни сном ни духом… вот, сами глядите, – пропыхтел он, распахивая перед Худом дверь и широким жестом пригласив всех внутрь. – Давайте, глядите! Сами сразу же убедитесь…

– Именно это мы и намерены сделать, – отрезал Худ.

Не тратя зря времени на подозрительные уголки торгового зала, он энергично направился прямо к задней двери.

За дверью обнаружился самый обычный склад. Вдоль обеих боковых стен высились штабеля ящиков с консервами и картонных коробок. От штабеля к штабелю, пересчитывая складские запасы, деловито сновал парнишка лет восемнадцати. Услышав шаги, он вздрогнул и оглянулся.

«Тоже ничего интересного, – подумал Худ. – Сын лавочника за работой, не более».

Приподняв крышку ящика, он заглянул внутрь. Банки персиков, рядом – ящик латука… Оторвав лист салата, Худ тяжко, разочарованно вздохнул. Давненько, давненько он так не садился в лужу…

– Все чисто сэр, – вполголоса сообщил полицейский капитан.

– Сам вижу, – раздраженно буркнул Худ.

Дверь справа вела в небольшую кладовку. Распахнув ее, Худ обвел взглядом тесное помещение. Метлы, швабры, оцинкованное ведерко, коробки стирального порошка, и…

И капли краски на полу.

Кладовку перекрашивали, причем совсем недавно. Нагнувшись и поддев каплю ногтем, он обнаружил, что краска еще не просохла.

– Взгляните-ка, – сказал он, поманив капитана к себе.

– В чем дело, джентльмены? – занервничал старый грек. – Грязь обнаружили и в санитарное управление сообщите, да? Сознайтесь, клиенты нажаловались? А-а, да. Да, свежая краска. У нас тут все аккуратно, с иголочки. Это разве не в общих интересах?

– Мистер Худ, здесь раньше был дверной проем. Заделан только на днях, – сообщил капитан, проведя ладонью по стене кладовой и вопросительно оглянувшись на Худа в ожидании распоряжений.

– Давайте посмотрим, что за ним, – кивнул тот.

Повернувшись к подчиненным, полицейский капитан отдал несколько указаний. Полицейские, живо сбегав к ожидавшему на улице вертолету, притащили в кладовую нужный инструмент. Не прошло и пары минут, как дисковые пилы в их руках завыли, вгрызаясь в доски и штукатурку.

– Вот это уже форменное безобразие, – заметно побледнев, возмутился грек. – Я на вас в суд подам!

– И правильно, – согласился Худ. – В суд – это обязательно.

Кусок стены подался, с треском вывалился наружу. Обломки штукатурки посыпались на пол, кладовая ненадолго окуталась облаком белой известковой пыли.

Освещенная фонарями полицейских комната за стеной оказалась совсем небольшой. Пыльная, без окон, изрядно душная, пропахшая чем-то затхлым… очевидно, она пустовала долгое время, и Худ не