– Они могут сделать тот же вывод, что и мы. Ведьма… – Микла бросил взгляд на Тэйна. – Она им расскажет.

Он допил пиво и взялся за новый кувшин. Тома последовал его примеру.

– Мы могли бы добраться туда первыми, – предположил Тома.

– Слишком далеко. Шесть миль. – Микла осушил кувшин и схватил следующий.

Тэйн заглянул в кладовую – запас пива быстро таял. И это был достаточно крепкий напиток, который варили кочевники из зерна и меда, обменивая его на овечьи шкуры и баранину.

– Паликов, – сказал Тэйн. – Это тот, кто живет возле Жабы?

– Он самый? – Микла не удостоил Тэйна особым вниманием.

Тома посмотрел на него, словно спрашивая, почему он интересуется.

– Мы не можем так этого оставить, – прорычал Клекла. – Только не убийство. С нас хватит. Этим утром они до полусмерти избили дочь Аримкова.

– Ох, – вздохнула Рула. – Она всегда ревновала Лари. К этому парню, Лейфу.

– Рула…

– Прости, Тома.

Тэйн посмотрел на мужчин. Оба были злы и напуганы. Они решились на серьезный поступок, не зная, чем все закончится, и чувствуя, что слишком много наговорили, чтобы отступать. И прежде чем отправиться в путь, они намеревались влить в себя еще не один кувшин пива.

Тэйн вышел в ночь.

XI

Потратив четверть часа на осмотр тлеющих руин дома и хлева Коску, он нашел кое-что, чего не заметили Тома и Микла.

Тело ребенка настолько обгорело, что он не мог понять, мальчик это или девочка.

Ему доводилось видеть и худшее. Он был солдатом Империи Ужаса. Вид обгоревшего трупа тронул его не больше, чем ужас, который он увидел в загонах для овец. На животных поупражнялись в стрельбе. Налетчики даже не позаботились о том, чтобы прикончить раненых.

Тэйн сделал то, что следовало сделать, и куда лучше стал понимать Тому и Миклу, перерезая горло ягнятам и козлятам. Беспричинному разрушению не было никакого оправдания. Хотя их иногда в том и обвиняли, легионеры никогда не убивали и не разрушали ради удовольствия.

Здесь оставил след дикий зверь.

Вскочив на коня, Тэйн направился к Жабе.

Позади него обрушилась стена. Огонь вновь ожил, осветив склон тускло-красным сиянием. Тень Тэйна вытянулась вперед, мерцая, словно неверный черный призрак.

Примерно в миле к востоку от дома Клеклы он увидел ночных путников.

Тома и Микла шли медленно, пошатываясь и то и дело останавливаясь, чтобы опорожнить мочевой пузырь. С собой они взяли пиво.

Тэйн объехал их стороной. Они его не заметили.

Они ошиблись, предполагая, что могут опередить направлявшихся к дому Паликова кайдаровцев. Ведьму сопровождали Гримнир и еще четверо. Тэйн не увидел среди них Торфина.

Всадники стояли, наклонив друг к другу голову. Они только что пытались поджечь дом факелами, но им это не удалось. Между домом и всадниками лежала стонущая лошадь с торчащей из бока стрелой. Слышался приглушенный голос Коску, осыпавшего проклятиями ведьму и кайдаровцев.

Спешившись, Тэйн двинулся вниз по склону и оказался в тени рядом со всадниками. Присев, он стал ждать.

На этот раз он взял оружие.

Каменная Жаба возвышалась за домом Паликова, словно зловещее божество, насмехающееся над мелкой человеческой драмой.

Тэйн коснулся рукояти меча, превозмогая искушение. И все же… ему не хотелось чьей-либо смерти. Не здесь. Не сейчас. Нужно было вывести противников из строя, хотя бы для того, чтобы Тома и Микла не оказались в безвыходной ситуации.

Возможно, он сумеет обойтись без кровопролития.

Достав из дорожной сумки кремень и огниво, он закрыл глаза, опустив подбородок на грудь, и прошептал несколько слов. Это не был язык его детства, и он не понимал слов. Он заучил их в юности, готовясь на роль претендента.

Мир вокруг сжался, и в нем не осталось никого, кроме Тэйна. Он больше не ощущал ни легкого ветерка, ни земли под ногами. Он ничего не слышал, свет факелов не проникал сквозь веки, обоняние не улавливало отвратительный запах дыма.

Он парил в пространстве.

Представив себе местонахождение врагов и продолжая шевелить губами, он ударил кремнем об огниво и вызвал искру.

Шесть пар глаз повернулись в его сторону.

Вокруг искры возникло яркое сияние, словно застывшее во времени, не увеличивавшееся и не угасавшее. Развернув прозрачные крылья, оно поплыло вверх, будто гигантская ночная бабочка.

Ведьма закричала. Крик ее был полон страха и ярости.

Тэйн послал бабочке мысленный приказ, и крылья ее затрепетали, словно шелк. Ведьма размахивала руками, но тщетно. Когтистые лапы бабочки пронзили ее капюшон, вцепились в волосы.

Вспыхнуло пламя. Женщина завопила.

Вспорхнув, бабочка полетела в сторону Гримнира.

Охваченный ужасом кайдаровец не двигался с места, пока не вспыхнули его волосы. Завизжав, он кинулся к лошади.

Мгновение спустя бросились бежать и остальные. Тэйн поджег еще одного, затем отозвал стихию.

Это была лишь малозначительная магия, не более чем фокус, но вполне действенная в качестве неожиданного сюрприза. И никто не умер.

Один кайдаровец оказался совсем рядом.

Из дома с ревом выскочил старик Коску, выпустив стрелу. Стрела попала кайдаровцу в плечо. Коску наверняка бы убил «гостя», если бы Тэйн не припугнул его бабочкой.

Тэйн снова отозвал искру. На этот раз она вернулась туда, где находилась, когда ожила бабочка, и погасла, не успев коснуться земли.

Тэйн вышел из транса. Даже подобное использование Силы требовало немалого сосредоточения и эмоционального напряжения, и он не был уверен, сумеет ли добраться домой. Но он был солдатом Империи Ужаса и не поддавался слабости.

XII

Дым пожара неподвижно висел в густом воздухе. Не осталось ничего, кроме углей, под которыми лежал толстый слой пепла. Слабый свет отбрасывал призрачные тени на конусообразные скалы.

Кай Лин крепко спал. Он пребывал здесь столь давно, что его тело знало каждую острую грань под ним.

Жители холмов наблюдали за ним, словно часовые, сменяя друг друга. Им хорошо было знакомо грозящее бедствие, и они больше не беспокоили Кая Лина. Все, что от него требовалось, – предупреждение, чтобы их женщины и дети успели убежать.

Кай Лин резко сел. Взгляд его обратился на запад, голова наклонилась вперед, ноздри дернулись, словно у сделавшей стойку охотничьей собаки. Губы его изогнулись в улыбке, и он надел золотую маску пантеры.

Часовые побежали сообщить своему народу, что человек-смерть пробудился.

XIII