не находя, что можно подложить под колеса. И быть бы всей бригаде на дне оврага, если б дерево не наткнулось на пень.

Люди отпыхивались, вытирали пот, ворчали:

— Вот, дьявол, уродилось!

Кони трепетали от напряжения и страха. Арина, упрямо сжав губы, поколачивала по бревну обушком топора. Дерево гудело чистым колокольным звоном. На щебенчатой скуповатой земле оврага оно росло трудно, с тяжелой борьбой, но выросло зато уж плотное и твердое как железо.

— Как дальше будем, Арина Петровна? — спросил наконец Кузьма. — Потрудились, и хватит, пойдем обедать?

— Нет, попробуем еще.

Тут вмешался Михайло.

— Не дам! — крикнул он. — Коней загубите! — и кинулся распрягать.

Мать оттолкнула его:

— Ты куда еще? Ишь выискался — один он жалетель.

— Постромки обрежу! — погрозился Михайло.

— Я тебе обрежу!..

— А я все равно не дам! — бубнил Михайло.

— Ну и вози сам на себе!

— И вывезу! — выпалил Михайло.

— Арина Петровна, может, и в самом деле оставим затею? К чему мучиться, когда есть охотник? — съязвил Кузьма.

— Ты-то уж не дури, не к летам тебе, — упрекнула Кузьму Арина, а сыну, если у него такое жальливое сердце, велела уходить, не расстраивать других.

Михайло ушел. Но и издалека слышал, как кричали в овраге: «Пошли, пошли!» — хлопали кнуты, храпели кони. Он еле сдерживал слезы и все твердил как клятву:

— И вывезу! И вывезу!

К счастью, шум в овраге скоро затих, и Кузьма сдал потных коней Михайле.

— Ну, парень, теперь вся надежда на тебя, — сказал он, трогая Михайлу за плечо. — Крепонек ли ты, выдюжишь ли?.. Выдюжишь. На тебя вся надежда, так и знай. Мамка твоя на трактор зря надеется. До зимы, пока молотьба, пахота, кто же даст трактор! А зимой в овраге знаешь какой снег: не только трактор, а колокольню утопишь.

«Вывезу!» Михайло сказал сгоряча, никакой ясной мысли тогда у него не было. Но отказываться от своего намерения он и не подумал. Он начал заново приглядываться к машинам, какие были в колхозе: нельзя ли какую-нибудь из них приспособить к новой работе; останавливался перед всяким колесом, у каждого, даже бросового, куска железа. И во сне ему стали грезиться все машины, колеса, рычаги. Постепенно всеми его мыслями овладел молотильный привод: вот надо сделать что-то такое вроде него.

* * *

Трактор пообещали дать не раньше февраля — марта.

— Это после всех буранов… На что он мне!.. — сказала Арина.

Михайло, когда узнал, что в тракторе отказали, обрадовался. И даже не скрыл радости от матери. Она огорченно спросила:

— С чего это ты, сынок, мне и нашему колхозу недругом стал?

— И не думал, — ответил Михайло. — Наоборот. Хочу пользу сделать.

— Какую это пользу?

— А такую. За трактор платить надо? Надо. А я так, задаром, лес вывезу.

— Ты? Вывезешь?

— Да, вывезу. Весь лес по бревнышку выдерну.

— Перестань, балаболка! — рассердилась Арина.

Сын не стал надоедать ей, всякие речи про лес надолго прекратились. Снова возникли они, когда легла зима. Однажды Михайло прибежал домой в необычный час и, не закрыв двери, не отряхнув снега ни с валенок, ни с шапки, крикнул:

— Идет! Пошел! Одевайся, мамка, скорей!

— Куда? Что? Кто пошел?

— Лес, говорю, идет!

— Какой лес?

— Из оврага идет наверх. Ваше бревно наверху уж, лежит у конного двора!

— Иди-ка, сынок, морочь маленьких! Мне некогда с тобой.

— Да честное слово, идет. Я машину сделал. Она и тянет.

Услышав про машину, мать начала сдаваться. Ее Михайло был очень способный к машинам: он и пахал, и косил, и жал на машинах.

Арина Петровна оделась и пошла за сыном. У конного двора, в загончике, где был скотный колодец, лежало знакомое Арине бревно, то самое, которое тогда, осенью, не могли вытянуть колхозные кони. Под ним стояли двое саней: одни под комлем, другие под вершиной. От бревна в овраг тянулся свежий след полозьев.

— Это ты? — спросила Арина.

— Я, — ответил Михайло, и во все его широкое, пухлое, как у девчонки, лицо расплылась счастливая улыбка.

— Как?

— Да вот этим воротом.

Арина Петровна впопыхах не заметила маленькую машинку, стоявшую рядом с колодцем. Да и разглядев, она не сразу поверила, что бревно приволокла эта фитюлька. Машинка походила на цаплю с поджатой ногой: железный столбик — ножка толщиной в детскую руку, на нем чугунное колесо-туловище, в сторону от колеса длинная деревянная ручка-шея.

На колесо был намотан железный трос. Свободный конец его привязан к саням.

— И все? — удивилась мать.

— Все, — ответил сын.

— Ох, что-то не верится!

— Не веришь? Пойдем в овраг — покажу.

— Давай Кузьму позовем.

Арина Петровна сама побежала к Кузьме и вернулась с целой толпой колхозников.

— Ну, теперь показывай!

Михайло потянул сани в овраг, машина крутилась и постепенно отдавала трос. Вот сани среди бурелома.

— Ну, заказывайте, какое тащить! — сказал Михайло.

Кузьма быстро обделал сосну метров на пятнадцать длиной.

— Дальше что прикажете, товарищ инженер?

— Стоять и глядеть.

— А грузить кто будет?

— Я.

Михайло подкатил сани к бревну, привязал к высокому пню длинную жердь так, что один конец ее был в десять раз короче другого, потом комель сосны привязал к короткому концу жерди. При этом длинный конец высоко поднялся наподобие колодезного журавля. Михайло потянул за длинный конец, тогда короткий конец немного приподнялся, за ним приподнялась и сосна и легла комлем на сани.