Над площадью раздался колокольный звон. От причала у форта Сант-Анджело в сторону Сицилии отправилась быстрая галера, унося с собой срочное сообщение великого магистра всей Европе.

Битва за Мальту началась.

Старинный рыбацкий городок Биргу занимал небольшой треугольник земли, выдающийся в Великую гавань. У самого острия треугольника, шириной в каких-нибудь сотню шагов, протянулся глубокий ров, стянутый подъемным мостом и отделяющий Биргу от выступа, на котором стоял форт Сант-Анджело. Противоположный конец Биргу – основание треугольника длиной шестьсот ярдов – был защищен мощной стеной с бастионами и сухим рвом. От основания до вершины треугольника тоже было не более шестисот ярдов. Одна сторона небольшого полуострова выходила на залив Калкара-Крик и пустынные склоны холма Сальвадор за его пределами. Другая – на залив Биргу, на противоположной стороне которого расположился брат-близнец Биргу – полуостров Санглеа. С внутренней стороны Санглеа высился форт Сант-Мишель. На открытом пространстве за стеной форта было разбросано лишь несколько домов и ветряных мельниц да еще конюшни великого магистра. Каждый из восьми лангов ордена отвечал за свой бастион или за иной оборонительный пункт.

Тем утром в Биргу и Санглеа царили хаос, гвалт и пыль – это тянулись беженцы из деревень в поисках надежного убежища. Они шли через главные ворота близ поста Арагона, ведя за собой животных, неся на спине свой нехитрый скарб. Тележки скрипели под тяжестью зерна и овощей. Покрикивали люди, орали ослы, ржали лошади, и ко всей этой какофонии примешивались звуки с оружейных складов и арсеналов, где рабочие по-прежнему вовсю трудились над изготовлением кольчуг и шлемов. Кузницы, раскаленные добела, непрерывно выковывали новое оружие.

Мария приютила в маленьком доме отца шесть семей, двенадцать овец, одиннадцать коз и кур без счету. Широко раскрыв глаза, дети наблюдали за ней со стропильных балок, где она спала, будучи девочкой. Ребята постарше играли в салки, забираясь и спускаясь по лестнице, пока их матери готовили, отмахиваясь от куриных перьев, слетающих со сколоченных на скорую руку насестов. Кровать Луки заняли незнакомые люди, и утром он ушел на работу мрачный, ворча, что с таким же успехом можно спать в канаве со скотиной. Когда стало ясно, что в доме не поместится больше ни одна душа, Мария стала помогать расселять прибывших в других домах. Она помогала мужьям отыскивать своих жен, а детям – матерей. Когда весь Биргу был забит до отказа, великий магистр велел закрыть ворота и отправлять вновь прибывающих в форт Сант-Мишель или в окруженный толстой стеной город Мдина в центре острова.

По вечерам Мария работала на разборке домов в Бормле, новой деревне близ стен Биргу. Многие из этих домов построили бригады ее отца, наспех возвели их в качестве укрытия для рабочих, пришедших поддержать орден. Теперь же существовала опасность, что этими домами воспользуются турки. Все стропила распилили, стараясь спасти каждую доску. Ослы изо всех сил тянули скрипящие веревки. Стены рушились, поднимая облака пыли. Целые легионы женщин и детей, рабов и солдат, лошадей и мулов переносили в Биргу каждый камень, каждую горсть земли, кто на спине, кто в корзинах. В стенах Биргу все это складывали в стратегических местах, чтобы позднее использовать для ремонта стен.

Едва завидев турецкий флот, рыцари помчались в Марсу, расположенную в низине, у самого узкого горлышка Великой гавани, где располагались основные колодцы и источники с пресной водой, питающие остров. Они отравили воду сильнодействующим ядом из мышьяка, льна, конопли и навоза. То же самое проделали и с другими источниками воды, находящимися за пределами обороняемой территории. Все поля стояли пустые, убранные раньше срока, чтобы ни одно зернышко, ни один овощ не достались туркам.

Несмотря на призывы великого магистра, далеко не все спрятались в укрытии. Что же касается обитателей Мекор-Хаким, они продолжали жить сельским трудом вдали от города и спать в прибрежных пещерах, надеясь, что нашествие турок окажется недолгим. Немногочисленным знатным семьям Мдины, не уехавшим на Сицилию, теперь оставалось только молиться, чтобы их слабо защищенный город в глубине острова не стал целью захватчиков. Закрыв ворота, они заперлись в своих громадных особняках, предоставив рыцарям пожинать смерть, посеянную их бесконечным высокомерием и самоуверенностью.

Заслоненный отрядом кавалерии с земли и четырьмя галерами ордена с моря, турецкий флот беспрепятственно обогнул южную оконечность Мальты и, пройдя вдоль западного побережья, бросил якорь на ночлег. На следующее утро турки вернулись в Марсашлокк, большой залив на юге острова. Оттуда было лишь несколько миль до того места, где они планировали разбить основной лагерь – в бухте Марса, около узкого горлышка Великой гавани. Там предполагалось перенести оружие и провизию на землю. Войска начали высадку на берег. Фенсу и Коул вместе лежали в овраге близ пещеры, находившейся в четверти мили от места высадки. Каждый с арбалетом в руке, едва осмеливаясь дышать, они смотрели, как корабли изрыгают людей и грузы в перевалочную зону. Горы мешков, ящиков и бурдюков для воды ждали погрузки на вьючных животных и на телеги для перевозки в главный лагерь турок. Слышался свист хлыстов и стоны рабов вперемежку с криками животных – это на причал затаскивали тяжелые орудия. И Фенсу, и Коул чувствовали, как под ними дрожит земля, и слышали мрачный скрип деревянных и железных колес. Это двинулась вглубь острова военная махина.

– Которые из них янычары? – взволнованно прошептал Коул, наблюдая за тем, как войска группируются в полки. – Я слышал, они самые жестокие.

– Не знаю, – ответил Фенсу. – Для меня все эти паскуды-безбожники на одно лицо.

Причал, где происходила разгрузка, пестрел всевозможными красками: яркие рубахи и атласные штаны, развевающиеся мантии и ослепительная, расшитая военная форма. В толпе виднелись тюрбаны и шляпы всех мыслимых и немыслимых фасонов и цветов: высокие коричневые конусы и пухлые белые «пирожки», красные фески и белые «луковицы», пышные золотистые шары и тесно прилегающие вязаные шапочки из хлопка и шелка, и над всем этим колыхающееся изобилие перьев цапли, золотых кисточек и широких боевых знамен.

Лошадей на кораблях было привезено немного, зато каких – не менее блистательных и великолепных, чем сами воины. Они гордо прогарцевали по сходням, и видно было, что после долгого заточения на кораблях им не терпится размяться, как и солдатам не терпится вступить в бой.

– Взгляни на то седло. – Фенсу указал на верховую лошадь, принадлежащую аге. – На нем столько драгоценных украшений, что хватило бы на десять лет безбедной жизни!

– Они направляются в нашу сторону! – встревоженно прошептал Коул, показывая пальцем.

С самой первой высадки многочисленные пешие и конные патрули прочесывали южную оконечность острова. Сейчас двадцать человек постепенно заполняли склон, ведущий к позиции Фенсу и Коула. Они несли тюки с провизией, мечи, луки и ружья. Возглавлял шествие высокий и мощный мужчина в шлеме, формой напоминающем купол мечети. На шее у него болталось ожерелье из кабаньих клыков. Одет он был в зеленую накидку поверх легкого нагрудного доспеха. За поясом поблескивал боевой топор. Руки его покоились на длинном ятагане, висящем через плечо. На лбу, прямо между задумчивых глаз, виднелось продетое сквозь кожу латунное перо.

Фенсу и Коул отползли подальше. Быстро проскользнув в узкий проход, ведущий в пещеру, они замели следы и задвинули отверстие камнями. Внизу, в тоннеле, их с нетерпением ждали остальные. Коул знаками приказал им молчать и потушить все лампы. Они сидели в темноте, прижавшись друг к другу, потея и прислушиваясь. Детей держали на коленях. Вскоре послышались обрывки приглушенных разговоров на турецком и смех. Голоса звучали все громче, вот уже можно различить отдельные слова, хотя и совершенно непонятные.

Турецкий патруль остановился буквально на вершине пещеры, под рожковым деревом. Помощник аги осмотрел окрестности. С этой позиции открывался прекрасный обзор. Откуда бы ни приближались вражеские войска, желающие помешать высадке флота, это сразу бросалось в глаза. На противоположной стороне гавани другие патрули заняли подобные позиции. Вдалеке, на возвышенности, разбили большой временный лагерь для провизии и амуниции.

– Идеально, – сказал Насрид янычарам. – Останавливаемся здесь.

В двадцати футах под ним Моисей беспокойно заерзал на коленях у Елены. Ногой он задел пару булыжников на уступе, где они сидели. Камни посыпались