для переправки галер, которые все равно попадут в ловушку в Великой гавани, – ла Валетт воспринял с холодной дипломатичностью. Он просто ответил, что не может этого сделать. Написал, что моральный дух силен. «Защитники будут держаться до последнего». Лодка вернулась на Сицилию с целой кипой писем к папе римскому и христианским европейским монархам с просьбой о помощи.

Из тома VII. Великие кампании. Мальта

Как и предвидел ла Валетт, решение турок сначала взять форт Сант-Эльмо дало защитникам Биргу и Сенглеа драгоценное время, чтобы укрепить оборону. Над этой задачей трудились до полного изнеможения все физически пригодные жители.

Великий магистр быстро реагировал на развитие событий. Турки расставили новые пушки на огневых позициях для обстрела форта Сант-Анджело и оконечности Сенглеа. Ла Валетт приказал потопить на мелководье галеры ордена, по которым велась стрельба, чтобы их легко можно было поднять со дна. Он очистил бастионы Сант-Анджело и возвел равелин, устроив достаточно высокую площадку для пушек, откуда можно было обстреливать некоторые турецкие позиции. Освободил из темниц под фортом Сант-Анджело всех оставшихся узников, кроме рабов-мусульман, и пообещал помилование всякому, кто будет защищать христианскую веру.

Епископ Доменико Кубельес на время осады формально приостановил инквизицию. По его указанию дворец переделали в убежище для гражданского населения и их домашних животных, сад превратился в пастбище для коз, а на кухне теперь варили огромные чаны супа. По приказу епископа серебряная посуда и канделябры, доставленные из всех приходов, переплавили, а серебро передали великому магистру для нужд обороны. Без суда и канцелярских проволочек Джулио Сальваго вновь стал доном Сальваго, отцом Сальваго, капелланом нового прихода, вверенного ему Кубельесом и состоящего из подвалов и катакомб под дворцом. В тот день, когда пришли турки, Сальваго, стоя на крепостной стене, почувствовал прежний страх – физическую тошноту от насилия, направленного на него. Он смотрел на турецкий флот и молил Бога дать ему сил противостоять главным врагам Церкви и христианства. Он спустился в свой новый приход. В этой роли он чувствовал себя скованно, не в своей тарелке. Народ смотрел на него иначе, чем в дни его службы в церкви Святой Агаты. Люди не знали, как его воспринимать – как капеллана или как викария.

Первую неделю Сальваго в основном проводил время в уединении, за чтением или молитвой. Мягкими упреками епископу удалось вытащить его из кельи. Темницы были наполнены влажным от пота воздухом, криками, немытыми человеческими телами, в страхе жавшимися друг к другу.

– Хорошо бы помочь им молитвой, дон Сальваго, – сказал Кубельес. – Но думаю, вам тогда придется испачкать руки.

После этого Сальваго с головой бросился выполнять новую миссию. Он утешал больных, молился вместе с напуганными и помогал кормить бедных. Он выносил ночные горшки и раздавал еду, приготовленную на жаровнях, которые раньше служили орудием пыток. Однажды утром он покрестил младенца и отслужил последний молебен по его матери. Чем больше он посвящал себя своей старой работе, тем лучше себя чувствовал. Он вдруг осознал, как приятно гнуть спину ради своей паствы. Зловоние темниц и потребности их обитателей постепенно стирали с викария глянцевый блеск.

Надо было разнести еду, успокоить детей и животных… Он толком не знал, что делать с животными. Свиньи и козы, как и люди, свободно бродили по темным коридорам. Только собак выдворили этим утром по приказу великого магистра. Ла Валетт велел всех их убить, даже своих любимых охотничьих псов, чтобы не мешали по ночам часовым и чтобы не тратить на них драгоценную пищу и воду. Сальваго выманил собак и увел их подальше от детей, наверх, во двор, где один из фамильяров капитана делла верга выполнил приказ.

Даже глубоко под землей невозможно было избежать грохота пушек. Пушечные ядра приземлялись на улицах вокруг площади. Одно ядро отскочило от бастиона Прованса и ударило в епископский дворец – достаточно сильно, чтобы разрушить часть стены. Камнем убило двух женщин и козу. Какими бы ужасными ни воспринимались подобные выстрелы, это было ничто по сравнению с тем, что испытывал на себе форт Сант-Эльмо. Когда выстрел раздавался слишком близко, Сальваго, как и все остальные, содрогался вместе с землей. В такие минуты темницы наполнялись гимнами и молитвами – так женщины и мужчины старались заглушить звуки войны.

Глава 37

Пушки Шиберраса осыпали форт Сант-Эльмо градом залпов. Громыхало и днем и ночью без передышки, так что невозможно было спать. В жаркие безветренные дни поднималась такая густая желтая пыль, что внутри форта ничего было не разглядеть. Турецкие артиллеристы били в определенные участки стены, со знанием дела чередуя железные и каменные ядра, по-разному влияющие на каменную кладку. Через несколько часов после начала бомбардировки стены уже дали трещины. Каждого защитника, осмелившегося высунуть голову со своей стороны форта, тут же убивали снайперы, прячущиеся от ответного огня за специальными ширмами и прикрываемые пушками сзади. Следовательно, дозорные не могли стрелять по рабам, потеющим в траншеях и приближающим смерть защитников с каждым взмахом лопаты. Артиллеристы внутри форта стреляли из своих пушек, однако их цели располагались высоко на холмах и были труднодостижимы.

Не обращая внимания на артиллерийский обстрел со стороны Сант-Анджело по другую сторону гавани, турецкие инженеры на вершине Шиберраса закончили возведение крепкого парапета из тяжелых бревен и земли, откуда их пушки могли беспрепятственно стрелять по форту Сант-Эльмо и людям, находящимся в его стенах. Форт строился на скорую руку, из дешевого известняка низкого качества, который легко крошился. Но более фатальной проблемой стало для защитников отсутствие у форта традиционных подземных ходов и внутренних оборонительных стен, что позволило бы им спокойно перемещаться внутри. Защитники несли серьезные потери от гранитных ядер, которые, падая на территорию форта, разлетались на острые как бритва осколки, способные отделить мясо от костей.

Всякий раз, когда во внешней стене образовывалась бреши, люди, обороняющие форт, начинали лихорадочно заделывать их или строить новые укрепления внутри. Повреждения наносились быстрее, чем их успевали исправлять. Предположения турецких инженеров оказались слишком пессимистичными: всего лишь после двух дней бомбардировок стены форта Сант-Эльмо уже обвалились. Искромсанные глыбы каменной кладки опрокидывались на землю под непрерывным огнем. По мере поступления новых войск и вооружения на место, откуда велся обстрел, в ход пускались все новые турецкие пушки. Каждую ночь десятки серьезно раненных бойцов переправлялись на лодках в Биргу, в лазарет.

Не было никаких сомнений в том, что турки вот-вот пойдут на приступ. Комендант форта Сант-Эльмо Луиджи Бролья считал, что, несмотря на все повреждения, форт мог бы держаться еще долго, если бы каждую ночь получал подкрепление. Он отправил испанского рыцаря, дона Хуана де ла Серду, к великому магистру с соответствующим донесением.

Де ла Серда, не спавший несколько суток, предстал перед советом в ужасном состоянии: его взгляд метался по комнате, казалось, непрекращающийся турецкий обстрел все еще сотрясает рыцаря изнутри, он постоянно спотыкался и заикался. Страх заставил де ла Серду дополнить письмо Брольи от себя.

– Господа, положение форта безнадежное, – сказал он. – Это бойня, стены которой превратились в пыль. Из-за турецкой артиллерии люди внутри больше напоминают призраков. Они храбрые воины, но гибнут понапрасну, не в силах нанести ощутимых ударов по врагу. – (На присутствующих его слова произвели почти осязаемый эффект.) – Больше восьми дней мы не продержимся, – добавил он.

Ла Валетт знал, что шансы Мальты на спасение целиком и полностью зависели от того, как долго продержится форт Сант-Эльмо. Каждый новый день давал возможность укрепить Биргу и Сенглеа. И каждый день приближал прибытие помощи, обещанной вице-королем Сицилии. Несмотря на то что форт был обречен, он должен был держаться до последней минуты, до последнего человека. Того требовали традиции ордена, и великий магистр не собирался позволять отчаянию завладеть воинами так быстро. Если видение де ла Серды разделяют остальные защитники форта, он был готов заменить их всех.

– Если пушечные выстрелы так пугают вас, – произнес ла Валетт холодно, – я лично приведу подкрепление нынешней ночью.