– Я помою, – криво улыбнулась я, видя, какими глазами на меня смотрит женщина. Видимо, мытье посуды у Яра было не в почете.

– Я сама, – возразила она. – У тебя гостья.

А когда мы с Яром уже уходили с кухни, Маргарита Сергеевна мне подмигнула и сказала задорным шепотом:

– Смотри-ка, как Настя на тебя действует! Ты даже посуду решил вымыть перед ней.

Пришлось снова выдавить улыбку и идти следом за Зарецким, который привел меня в свою комнату, открыл нараспашку окно и с ногами прыгнул на диван. Рядом разлегся пес и с подозрением посмотрел на меня. Мол, что ты такое, почему пахнешь моим хозяином и сидишь в его теле?

Я скромно примостилась на стуле перед столом с двумя мониторами, принтером и гордо возлежащими на нем большими наушниками с микрофоном. В комнате Зарецкого было немного мебели – кроме техники, стола и стула на колесиках тут стоял диван, над которым висели несколько постеров, какие-то фото и ловец снов, а во всю стену тянулся раздвижной белоснежный шкаф. И при этом царила атмосфера многолетнего, легкого, так называемого творческого беспорядка.

– Ты иначе ощущаешь вкус еды, – поделился своим наблюдением Зарецкий. – Единственный плюс в тебе.

– У меня еще и айкью высокий. Пользуйся, пока есть возможность, – отвечала я.

– Что там тебе моя мама говорила? Все вроде бы нормально прошло?

– Нормально… Только… – Я не знала, как начать. Тема казалась мне деликатной, и обидеть еще и Ярослава мне совсем не хотелось.

– Что – только? – спросил он, гладя своего пса, признавшего в нем любимого хозяина.

– Скажи, мы не встречались раньше? – издалека начала я, думая, что Зарецкий начнет насмехаться, но он вдруг серьезно ответил мне, глядя прямо в глаза:

– Тебе тоже кажется, что мы уже встречались? Еще до того, как ты пришла в мою школу?

В его глазах была то ли надежда, то ли облегчение. А может даже обреченность.

– Кажется, – тихо произнесла я. По руке пробежались мурашки. Порыв ветра вдруг ворвался в комнату, громко захлопывая окно. Мы оба вздрогнули от неожиданности. Сэт ощетинился.

Яр, став сосредоточенным, сказал, не отрывая от меня пристального взгляда:

– Может быть, мы встречались в прошлой жизни?.. Ты снишься мне в старинных одеждах.

Я фыркнула, разрушив таинственную атмосферу, опустившуюся на комнату. Все-таки этот парень помешан на эзотерике.

– В этой жизни, Ярослав, в этой. Какие такие прошлые жизни?

Он моментально надулся.

– Ты не помнишь меня? – прямо спросила я.

– Не помню, – отрезал он.

– Раньше вы жили на другой улице, я точно помню, что это была Весенняя улица, и ваш дом стоял напротив продуктового магазина. В комнате твоей старшей сестры Даши стоял синтезатор, а окно выходил во двор, и были видны макушки деревьев. Еще в этой комнате были светло-мятные занавески и салатовая подставка для ручек – я хорошо запомнила ее, не знаю, почему, – говорила я. Квадратная, залитая солнцем комната Даши стояла перед глазами. – Еще я помню, что Даша слушала Аларма, знала наизусть все его песни, и в ее комнате висел его плакат. Любимая песня – «Воспоминание».

– Откуда… откуда ты знаешь? – удивленно спросил Ярослав, перестав гладить собаку. – Ты видела фото? Точно, мама показывала тебе фотки. Что ты несешь?

Он злился. Вспоминать о погибшей сестре Яру было больно. Мне – тоже. Но боль эта была почти забытая, светлая.

– У Даши был черный кожаный ранец, когда мы учились вместе. Туда ничего не влезало, но она все равно его обожала, и мы договорились брать учебники по очереди, – улыбнувшись далекому воспоминанию, сказала я. – А еще она обожала розовый лак и мечтала проколоть язык, но мама не разрешала ей этого. Даша обожала сыр – в любых его проявлениях. Она рассказывала, что кладет сыр всюду, даже в горячий чай – чтобы он расплавился и стал тянуться. Дашка называла это «сырные мозги». Она обожала прикалываться и постоянно забавно шутила.

А еще…

Ярославу хватило этих слов, чтобы понять, что дело не в фотографиях. Он вскочил на ноги и навис надо мной, сидящей на стуле.

– Откуда ты все это знаешь? Говори. Слышишь? – требовал он.

– Я была подругой твоей сестры, – призналась я.

– Что?.. В смысле? – не понял он.

– Я даже приходила к вам домой. И видела тебя – маленьким, но таким же бестолковым. Ты так изменился. Я помню, как Даша рассказывала, как ты куковал в скважину женской раздевалки в школе. А потом тебя поймал физрук.

– Ты была подругой Даши?.. – не веря, спросил Яр. – Я не помню тебя.

– Мы мало общались. Я около года проучилась в сто двадцать шестой школе, в «А» классе, где училась Даша. Нас посадили за одну парту. И я даже однажды приходила к вам в гости – тогда и встретила тебя. Я уже уходила, а ты только пришел со школы. Она называла тебя шпендиком, а ты ее – великовозрастной балбесиной.

Ярослав наморщил лоб, пытаясь вспомнить этот эпизод. А потом внезапно хриплым голосом сказал:

– Даша ушла, когда мне было одиннадцать лет, осенью. Я нашел ее… Когда она уже не дышала.

* * *

В детстве Ярослав больше всего обожал две вещи: игровую приставку и улицу, где целыми днями носился с мальчишками, и загнать его домой летом было почти невозможно. Если летом родители разрешали ему гулять допоздна, то с началом учебного года время для прогулок строго ограничили.

Тем сентябрьским душным вечером он задержался на футбольном поле вместе с друзьями и возвращался уже затемно, зная, что влетит от родителей. Но что было поделать, если игра была такая интересная, а он забил целых четыре мяча этим идиотам, которые были сегодня их противниками! Время за футболом просто остановилось. И очнулся мальчик только тогда, когда небо потемнело, а в домах одно за другим зажглись окна.

Ярослав решил срезать путь домой и пройти не по обычной дороге, мимо школы, а по дворам, пусть и полутемным и пустым, зато можно было прийти домой на целых пять минут раньше! Он засек время на больших наручных часах, которыми гордился, и спешно направился в путь, представляя, как мама будет ругаться, а папа, может быть, и вовсе накажет! Ведь и телефон он сегодня забыл…

Мальчик почти добежал до дома – осталось совсем немного, несколько дворов, как вдруг услышал странный громкий звук, как будто бы что-то упало с высоты. Где-то в открытом окошке испуганно вскрикнула женщина.

Ярослав остановился, не понимая, что произошло, но чувствуя странную ядовитую тревогу, которая разлилась в воздухе и стремилась с каждым вздохом попасть в легкие.

Он, испуганно сжимая руки в кулаки, пошел по дороге дальше – его путь лежал мимо того места, где что-то упало.

Мальчик знал, что не стоит идти вперед, что лучше повернуть и побежать назад, но ноги сами несли его к углу дома, пространство вокруг которого было слабо освещено доживающим свой век фонарем, который то и дело подслеповато мигал. Но все же его тусклого света хватило на то, чтобы Яр заметил на земле человека.