Она стонала, горела, извивалась, а я сжал губами сосок, слегка потянул, прикусил. М-м-м, как она закричала, как прогнулась.

И я спустился ниже, кладя в рот очередной кубик льда. Собственное желание разрывало на части, било в голову, кипело внутри, как раскаленный металл, текло и плавилось в венах. Мне почти нечем было дышать, я почти задыхался.

Я развел шире стройные ноги, опустил голову. Лизнул. И снова. Мара закричала так громко, затрещала ткань под ее пальцами. А я наслаждался, и упивался, и не мог насытиться. Мне нравился ее вкус, запах.

Так дико.

— Ярослав…

Я укусил нежную кожу на внутренней стороне бедра. Поднялся.

— Что?

— Я хочу тебя…

— Хочешь?

— Волков…

— Приказываешь мне?

— Прошу, — простонала она, приподнимаясь на руках. — Пожалуйста, Ярослав.

— «Пожалуйста» что?

— Трахни меня! — прорычала Мара.

Я хрипло рассмеялся и сдернул повязку с глаз, освободил руки, просто потянув дурацкий пояс. И она набросилась на меня, впилась в губы, обхватывая ногами, насаживаясь, впиваясь ногтями в спину. Нас не хватило надолго, всего лишь несколько движений, судорожных, быстрых, диких. Я вколачивался в нее, вдавливая напряженное тело в себя, вбивался до основания, кусая нежные губы, ежимая в руках аппетитную задницу, чувствуя, как напряжение сматывается вокруг все туже и туже.

Мара хныкала, запрокинула голову, откинувшись назад, опираясь на руку. Почти до крови прокусила собственную губу. Она была восхитительна. Откровенна.

Я опрокинул ее на кровать, зашипел, снова укусил. Ее ногти разодрали мне спину, зубы оставили обжигающий укус на шее. Мара вскрикнула в последний раз, изогнулась, ежимая меня ногами, ее внутренние мышцы обхватили плотно.

Я с трудом сделал еще несколько толчков и дернулся. Меня разорвало в клочья.

Уничтожило. Смело.

Мать. Твою…

— Волков, если ради такого секса тебя просто надо хорошенько раздразнить, я готова делать это каждый день, — я перевернулся, и Мара прижалась ко мне. Я шлепнул ее по заднице и улыбнулся. Дыхание все еще не восстановилось, колючка говорила хрипло, дышала часто, была безумно горячей.

— Ты напрашиваешься, — прохрипел в волосы.

— Да, — тонкие пальцы гладили мою грудь, губы прижались к шее. Она медленно и очень сладко меня целовала. Пахло потом и желанием, безумием, страстью.

Я вдохнул поглубже.

— Ты моя?

— Твоя.

— Повтори.

— Я — твоя.

— Еще раз.

— Твоя, — она улыбалась, почти смеялась. Прекрасно. Я любил, когда она такая.

Беззаботная, как весенний ветер, щемящая.

— Еще раз, Мара, — прохрипел я, голос вдруг куда-то делся.

— Ты приказываешь мне?

— Ш-ш-шелестова.

— Я — твоя, — прозвучал тихий, удовлетворенный ответ, вызвав очередную улыбку. — Я люблю тебя, Волков. Каждую твою гадскую часть, — ее губы накрыли мои. Тягучий, долгий поцелуй, заставляющий путаться мысли, снова плавиться.

Я с сожалением выпустил ее язык из плена, только когда перестало совсем хватать дыхания, подтянул девушку повыше, устраивая на своей груди.

— Хорошо, — я обхватил ее талию, прижал, втиснул в себя.

— Раздавишь, — пискнула Мара, рассмеявшись.

Глаза мерцали, покрасневшие губы снова манили, волосы скользили по моему лицу. Вот только…

— Выходи за меня, — пальцы гладили нежную щеку.

Мара замерла, задержала дыхание. Я ждал ответа. А она молчала, разглядывала меня, всматривалась в глаза, запустив руки мне в волосы, едва царапая сзади. И молчала. Так долго, что я невольно напрягся.

— Mapa…

— Гад, — серьезно проговорила она, — дай отдышаться.

— Не дам. Тебе нельзя давать думать, — оскалился в ответ. — Так что?

— Да.

— Что да?

— Чудовище, — вздохнула девушка. — Я выйду за тебя.

— Ну и отлично.

— Что значит отлично?! — встрепенулась Шелестова, поднимаясь, опираясь о мои плечи. — Волков, ты гад последний, ты…

Я снова ее поцеловал, втянул язык в рот, не позволяя двигаться, провел языком вдоль нижней губы, прикусил ее. Снова завладел ее ртом, перевернулся. Опять начиная плавиться, опять испытывая непреодолимую потребность.

— Я люблю тебя, Мара. Безумно. И ты знаешь об этом.

— С тобой неинтересно, — сморщила она хорошенький нос, сжала мое лицо в ладонях, потянувшись за следующим поцелуем.

— Я хочу тебя, — пробормотал в губы.

— Ненасытное чудовище, — потерлась она об меня.

— Ты же сказала, что готова дразнить меня каждый день. Уже сдаешься?

— Не дождешься, — девушка скользнула руками вниз, обхватила меня, вырывая из горла шипение.

Полгода спустя

Мара Шелестова

Гад со свадьбой тянуть не стал, кольцо на палец он мне надел через две недели.

Ярослав вообще не любил что-то откладывать, отговариваясь коронной фразочкой о том, что мне нельзя давать думать. На свадьбе были только обитатели отеля, Элистэ, ребята из отдела Волкова и Саныч. Мы просто расписались и сняли небольшой ресторанчик. Гад довольно, слишком нагло улыбался всю церемонию и оставшийся вечер. Морда была до того сытой, что вызывала у меня смех. А на утро мы улетели на острова. Змеев все-таки снял нам бунгало на отшибе мира, и да, песок потом пришлось выковыривать ото всюду. Стоило ли говорить о том, что все две недели он почти не выпускал меня из постели? На Ярослава будто что-то нашло. Он был ненасытен. Беспощаден. Его глаза, движения, руки, губы заводили меня за секунды. Он выучил мое тело наизусть, пожалуй, даже знал его лучше меня. Это было великолепно.

Он был нежен. Он был груб. Он забирал мое дыхание и возвращал мне его. Я подчинялась. Я властвовала. Тонула и умирала. Сгорала в его руках.

В «Калифорнию» я вернулась разомлевшая, раскормленная, с ватой вместо мозгов в голове и дурацкой улыбкой. Утешало одно: Волков выглядел примерно так же. Он даже двигался лениво. Это тоже вызывало смех.

За время нашего отсутствия новых постояльцев не было. Крюгер встретил на пороге громким лаем и слюнями, теть Роза — запахами пирожков, Кит — дурной улыбкой и кофе. Стае, как всегда, был серьезен и четко отчитался обо всем, что происходило, точнее не происходило. И все потекло своим чередом. Новые постояльцы — новые нити, связывающие их с этим миром. Этот месяц был спокойным, всего одна душа.