имперским гвардейцам. Ладно с этим потом разберёмся. Сейчас нужно что-то дальше делать. Одежда есть, еда есть. Надо искать место для ночлега. Впереди целый день. Вадим сделал шаг на улицу, подставил лицо солнцу и ощутил, какое же это простое, но вместе с тем изысканное удовольствие, быть одним из многих, просто человеком. Не под чужой личиной, не выглядывающим из своего укрывища нищим или разбойником. Простым прохожим.

— Ты чё встал тут, рот раззявил, а?

Вадим опустил голову и посмотрел на говорящего. Похоже, ему снова посчастливилось встретиться с разбойником. Его снова ограбят, разденут, всё заново, ну что за невезение!? Может быть, действительно, домой податься!? На дворе лето, как-нибудь потихоньку добредёт…Нет.

— Извиняюсь, — Вадим вскинул подбородок. В нём заговорило что-то новое, чего раньше в нём не было. Или было, но не высовывало носа из самой глубины души, — А знаете, почему я говорю именно «извиняюсь», а не «простите», или «извините»? Потому что я не нуждаюсь в вашем прощении, я извиняю себя сам.

Бандит придвинулся, навис над Вадимом.

— Пошли-ка со мной, — сказал он каким-то совсем другим тоном, не вяжущимся с его внешностью. Вадим на мгновение задержался, а после пошел следом. Если уж полагаться на судьбу, то не следует бояться идти за ней, когда она зовёт. А уж от широкой спины незнакомца прямо-таки пахло судьбой. Можно сказать, от него судьбой просто разило.

Незнакомец дошёл до стоящей у соседнего здания телеги, весьма добротной, хоть и простоватой с виду, залез на козлы и бросил через плечо:

— Полезай.

Вадим забросил в телегу мешок, после залез сам. Телега тронулась.

— Что в мешке? — спросил неизвестный.

— Меня зовут Вадим Егорович.

— А меня дядя Миша. Так что в мешке?

— Съестные припасы.

— Ворованные?

— Да, ворованные, но я не крал.

— На цинку стоял? Или это доля наводчика?

— Нет…Это сложно объяснить.

— Ну раз сложно, не объясняй. У меня от сложностей голова болит. Я человек простой.

— Чем занимаетесь, дядя Миша?

— Я, понимаешь, вроде как проводник между мирами, — голос дяди Миши стал странным. Вадим усмехнулся.

— То есть, мне с этой телеги уже не слезть, и вскоре мы переедем через мост?

— Не, — добродушно рассмеялся дядя Миша, — я не про это. Я проводник между миром Слободы и Гнилушкой. Когда высокородные молодые дураки едут сюда поразвлечься, а потом не возвращаются домой, их породистые мамаши кричат на их высокородных папанек, и те идут ко мне. Помоги, мол, дядя Миша. Ну я и помогаю.

— А сюда только молодые благородные дураки попадают?

— Нет, почему же? И старые бывают тут, и умные. Но они сначала меня ищут, а уж потом сюда едут. Никак не наоборот.

— И кто же я такой по-вашему?

— Ну смотри, ты не старый, это точно, и ты не умный благородный дурак, поскольку я тебя впервые вижу. На того, кого мне надобно в этот раз отыскать, ты тоже не похож, да я и не за этим в этот раз в Гнилушку приехал. Получается, не благородный ты, уж не взыщи. Простого ты звания, но говоришь как благородный. По странному совпадению, я вот аккурат за таким сейчас приехал. Вашего брата, на самом деле, тут немало, но в этот раз мне повезло, всего второй день минул, а тут ты подвернулся.

— Так если подобного мне люда в Посаде много, получается, не такой ты хороший проводник, дядя Миша?

— Нет, я не просто хорош в своём деле, я лучший, поскольку — единственный. Вы спиваетесь быстро, свежесть теряете, так сказать. Мне же надобен свежий. Годный, так сказать, к употреблению.

За то время, что шёл разговор, телега успела выехать далеко за пределы Гнилушки, остановиться, и последние слова дядя Миша говорил повернувшись на козлах и глядя Вадиму в глаза. Он снова напоминал бандита. Нависал, подавлял волю и хмурил брови.

— Ну и в каком же, позвольте узнать, смысле, это следует понимать, — Вадим решил, что терять уже нечего, встал на ноги и смотрел на дядю Мишу сверху вниз.

— Да ты не переживай, Вадим Егорыч. Я не убивать тебя приехал, или для ещё каких иных целей применить. Садись, выслушай моё предложение, не понравится, до Гнилушки рукой подать, до ночи далеко, доберёшься без труда.

Вадим опустился на скамью, кивнул.

— Ну так вот. В Александровской Слободе, как всем известно, проживают самые богатые люди мира. На Острове и ещё в паре мест с этим бы поспорили, но неважно. Слобода города богатый, очень богатый. Так вот, это на самом деле не совсем правда, и ты это не хуже меня знаешь.

Вадим молчал. Похоже, дядя Миша принимает его за уволенного и теперь спивающегося слугу из благородного семейства. Что ж, он не так уж далек от истины. Только вот у слуг дара магии нет. Хорошо, что дядя Миша об этом не знает. Больше Вадим не повторит ошибки, не раскроет дара. В целом будет скрытным.

— Правильно я про тебя всё понял. Это хорошо. В общем, есть кое-кто, кто не может себе позволить дворецкого, пажа, наставника для ребёнка или ещё кого из домовых слуг. Приходится мне выискивать тех, кого вышвырнули из богатых домов. Они оседают в Гнилушке. Что с ними происходит с ними дальше, и как они свои жизни заканчивают, я думаю, ты знаешь.

Вадим кивнул. Серьёзно так, со значением. Искренне.

— Ну и отлично. Значит так, если согласен, едем в Слободу. Твои новые хозяева будут делать вид, что ты уже давно у них, и ты так делай. Пить тебе запрещено категорически. Вообще, чтобы ты там не совершил раньше, по какой причине не выгнали с прежнего дома — неважно, это в прошлом. Главное, ты не должен попадаться на глаза другим благородным. Никогда. Вообще. Да, они часто не помнят как зовут многих из их слуг, но только если это не личные слуги. Эти практически члены семьи. Если тебя увидят твои бывшие господа — будет плохо прежде всего тебе.

— Не спросите, кто мои бывшие хозяева?

— Мне незачем. Своим скажешь, если спросят.

— Кто же они?

Дядя Миша улыбнулся.

— Я, кажись, не расслышал, что ты согласился. Повтори, будь добр.

— Я согласен, — твердо ответил Вадим.

Дядя Миша неуловимым движением выхватил нож и протянул его Вадиму, рукоятью вперёд.

— Возьми.

Вадим протянул руку, но дядя Миша таким же неуловимым движением спрятал нож.

— Заруби себе на носу, Вадим Егорыч. У благородных есть ихняя магия, в том их сила. Но и у дядя Миши есть кое-что. Моё дело, мой доход, хлеб на столе моих детей, платья