«Иди и смотри» уроженца Сталинграда Элема Климова — это чистое выражение кинематографической поэзии на службе невыразимо бурного антивоенного повествования о 628 белорусских деревнях, сожженных нацистами дотла вместе с их жителями во время Второй мировой войны. Этот фильм представляет собой дезориентирующее видение ада на Земле, которое затмевает самые ужасные композиции Иеронима Босха. Жужжащий электричеством запах человеческой смерти и социального разложения висит над постоянным залпом этой замечательной картины между неореалистическим, формальным и документальным стилями, которые быстро погружают зрителя в экзистенциальное безумие войны глазами ее четырнадцатилетних авторов. Главный герой-старик-крестьянин Флория. Феноменальная игра Алексея Кравченко в роли Флори имеет такой огромный драматический размах, что он физически преображает зрителя. 6

Для Паттона это была «адская война»; для советских людей это был ад — моральное различие, которое никогда не входило в американское сознания на любом уровне, от домохозяйств до политических элит. Просто не существовало подходящего механизма в моральном и духовном смысле, который позволил бы американцам усвоить этот опыт. Запах гнилой плоти, изуродованные взрывами тела, изнасилованные унылые женщины (популярное развлечение эсэсовцев и даже военнослужащих Вермахта), детские концлагеря или советские школьники, сидящие в классах без крыши и окон и пишущие между строк старины. газеты, используемые в качестве блокнотов, — все это настолько выходило за рамки американского опыта, что американский фильм, такой как «Паттон», культурный феномен, обращающийся к их собственному опыту и, следовательно, культурному пониманию, в той или иной форме должен был появиться. Паттон, безусловно, вошел в сознание американцев как великий генерал или, как признавал даже Фассель, как человек с репутацией «гения в доспехах». 7 Попытки найти обоснования, объясняющие, почему он был «гением» в бронетехнике, тем не менее, продолжаются и сегодня в американской историографии, но россияне, которые в среднем были умеренно (при хорошо известных «Дне Д» и Арденнах) хорошо знакомы с Военные действия западных союзников определенно знали, кем был Монтгомери, и знали Эйзенхауэра. Им также понравился Айк. Эйзенхауэр вписался в российскую историческую память в целом на очень положительное место и как Верховный главнокомандующий союзников, и в целом как просто приличный на вид американский парень, в каком-то смысле олицетворявший советско-российский идеализированный взгляд на Америку 1940-х и 1950-х годов. Никто, за исключением, возможно, советских профессиональных военных историков, тесно занимавшихся проблемой Западного фронта, не обратил внимания на Паттона.

В конце концов, именно этот вопрос масштаба и другие соответствующие военные, стратегические и оперативные вопросы сделали роль генерала Паттона просто не столь значимой в общей картине Второй мировой войны. Конечно, даже сегодня в сознании американцев, как заметил Дэвид Гланц в 2001 году:

Недостаток подробной информации о войне, доступной на английском языке, усиливает естественную склонность американцев (и Запада) рассматривать советско-германскую войну как простой фон для более драматичных и значительных сражений на западных театрах военных действий, таких как Эль-Аламейн, Салерно, Анцио, Нормандия и Арденн. Этот искаженный взгляд обывателя на войну, столь распространенный на Западе, понятен, поскольку большинство историй конфликта основывались и продолжают основываться в основном на немецких источниках, источниках, которые обычно описывают войну как борьбу с безликим и бесформенным врагом, чьи главные атрибуты были огромные размеры ее армии и безграничный запас расходуемых человеческих ресурсов. 8

Попытки рационализировать различия и мифы советских и западных взглядов на динамику Второй мировой войны существовали даже во время холодной войны. В книге «Русская версия Второй мировой войны: история войны, которую преподают российским школьникам» под редакцией Грэма Лайонса и впервые опубликованной в Великобритании в 1976 году, это событие анализировалось с помощью учебников истории советских государственных школ. Естественно, как признался автор: «Особенно в течение длительного периода холодной войны у западных читателей сложилось неблагоприятное впечатление о советской политике и действиях до и во время Второй мировой войны. Британские и американские комментаторы представили эту политику как циничную, предательскую и аморальную». 9 Но даже оригинальная обложка книги с рецензией Роберта Скидельского из журнала «Зритель» ошеломила западного читателя: «Русский взгляд на войну, явно составленный Грэмом Лайонсом из советских школьных учебников, искажен не более, чем стандартные западные предложения. Русские совершенно справедливо полагают, что именно они приняли на себя основную тяжесть боев и ужаса. Они также заявляют, на мой взгляд, справедливо, что именно они разгромили немцев при весьма минимальной помощи западных союзников». 10 В 1978 году, в последний год разрядки между Востоком и Западом и перед советским вторжением в Афганистан, был снят масштабный документальный фильм из 20 частей под названием « Неизвестная война», рассказанный несравненным Бертом Ланкастером. Эта серия был снят с эфира после всего лишь одного выступления в США. 11 Конечно, в этом присутствовала некоторая пропаганда, но послание по-прежнему было сосредоточено на том, что действительно имело значение в этой войне – вкладе и издержках; это имело огромное значение, фактически, это были единственные вещи, которые имели значение. В конце концов, сам успех операции «Оверлорд» (кодовое название битвы за Нормандию) зависел от успеха Красной Армии на Восточном фронте. Независимо от того, как кто-то рассматривал идеологические и моральные сложности политики перед Второй мировой войной, было ясно, что моральное превосходство было на стороне тех, кто, независимо от того, что часто думали, уничтожали большую часть того, что уже было четко определено к 1941 году. как высшее зло, которое дальнейшие события доказали вне всякого сомнения.

К июлю 1941 года стало ясно, что решающее значение будет иметь Советский фронт. Это не ускользнуло от внимания ни Маршалла, ни Эйзенхауэра, оба из чувства долга призывали к созданию второго фронта еще в 1942 году. Попытка высадки десанта в Европе в 1942 году на помощь Красной Армии потерпела поражение в первую очередь Черчилля на конференции АРКАДИЯ. «Если бы западные союзники позволили немцам «уничтожить союзную армию численностью 8 миллионов человек, тогда как наш удар мог бы спасти ситуацию», то они «были бы виновны в одной из самых грубых военных ошибок за всю историю» ( 12) . Конечно, сомнительно, что «Кувалда» была практична в 1942 году, особенно если учесть, что шансы на то, что основной (британский) вклад в силы шести дивизий, собиравшихся в этом районе, были, по оценке самого Эйзенхауэра, очень низкими, а именно 1 к 5. 13 Тем не менее, на фоне титанического масштаба борьбы на Восточном фронте, где 5,7 миллиона солдат Красной Армии вели отчаянную кампанию,