иностранного вторжения и всех последствий, которые последовали бы при таком сценарии. Никогда не было более важных причин, чем выживание государства, столкнувшегося с правовой реконфигурацией нации. Американскому государству никогда не угрожала опасность со стороны внешней силы – решающего фактора в истории. Для русских в 1812 году борьба с Наполеоном была чем-то большим, чем просто элегантными маневрами на поле боя — особенностью, которая вывела Наполеона в пантеон тактических гениев. Русские ненавидели оккупантов. Позже Толстой в «Войне и мире» дал художественный рассказ о войне, который перекликается с действительностью через монолог князя Андрея накануне Бородинской битвы:

— Да, да, — рассеянно отвечал князь Андрей. «Одну вещь, которую я бы сделал, если бы у меня была власть, — начал он снова, — я бы не брал пленных. Зачем брать пленных? Это рыцарство! Французы разрушили мой дом и собираются разрушить Москву, они возмущали и возмущают меня каждую минуту. Они мои враги. По моему мнению, они все преступники. И так думает Тимохин и все войско. Их следует казнить! Поскольку они мои враги, они не могут быть моими друзьями, что бы ни говорили в Тильзите». 5

Таким образом, не было ничего «элегантного» или, в более общем смысле, наполеоновского во взаимной резне французов и русских при Бородинское сражение, где за 8 часов русские потеряли 48 000, а французы 37 000 солдат; это была самая кровопролитная битва в истории до начала Первой мировой войны, и только трехдневная битва под Лейпцигом в 1813 году едва превзошла эти ужасающие цифры. В тот единственный день погибло 85 000 человек, или примерно 14% всех смертей во время Гражданской войны в США за четыре года боевых действий. Историк Гвин Дайер дал наглядное представление о битве, сравнив кровавую бойню в Бородино с «полностью загруженным Боингом 747, терпящим крушение каждые 5 минут в течение восьми часов». 6 Это немаловажно, даже если принять во внимание кровавое вторжение Наполеона в Россию, когда, по разным данным, более 600 000 военнослужащих с обеих сторон были убиты или погибли непосредственно в результате боевых действий и других причин, связанных с военными действиями, а число Число убитых, перемещенных или пропавших без вести мирных жителей вряд ли можно подсчитать с какой-либо степенью точности, как писал генерал Богданович в 1812 году. Потери гражданского населения были, по крайней мере, сопоставимы с боевыми, а, вероятно, намного выше. Москва, с населением 270 000 жителей до прихода Наполеона, была заброшена и сожжена, а ряд других крупных русских городов был разрушен в результате войны. Ущерб российской экономике составил астрономическую сумму в 1 миллиард рублей. 7 Богданович сообщил о заметном сокращении населения многих российских губернаторств. 8 Все это произошло менее чем за 6 месяцев.

Масштабы и пропорции всегда имели большое значение, имеют и будут иметь большое значение, особенно после того, как будут проведены обоснованные сравнения. Одним из поворотных моментов Гражданской войны в США стал поджог Шерманом Атланты, население которой в то время составляло всего лишь 9500 жителей, что более чем в 27 раз меньше, чем Москва 1812 года9. Даже Смоленск с населением в 1812 году около 13 000 человек , вокруг которого шел ожесточенный бой и был подожжен французской артиллерией, все же был значительно больше. В конце концов, население России в 1812 году, составлявшее около 35 миллионов человек, примерно соответствовало населению Америки 1860 года, которое составляло 31,5 миллиона человек. 10 Тем не менее, разница не могла быть более разительной: Наполеон напал на Россию с тем, что тогда была крупнейшей военной силой в истории, которая представляла большую часть Западной и Восточной Европы. Великая армия Наполеона, насчитывавшая 685 000 солдат, имела под своими знаменами французов, саксов, поляков, пруссаков, итальянцев или, как Толстой называл, «силу дюжины европейских языков или наций».

Соединенные Штаты никогда не сталкивались с чем-либо подобного характера и масштаба, и, если не считать сожжения Вашингтона в 1814 году, округ Колумбия, которое имело большое символическое значение в так называемой Войне 1812 года, это едва заметно на фоне массовых сейсмических событий. вторжения Наполеона в Россию и глобального изменения мирового порядка, последовавшего за поражением Наполеона. Американская культура просто не знает, что такое борьба с захватчиками. Этот факт, однако, никогда не мешал многим в США рассматривать знаменитую увертюру Чайковского «1812 год», посвященную Бородинской битве, как написанную специально как посвящение Американской войне 1812 года. 11 Это заблуждение сохраняется и сегодня, являясь скорее своеобразным свидетельством общее незнание остальной части мировой военной и политической истории, что является нормой в США, в том числе среди представителей американского политического класса.

Представление о том, что в истории США до Второй мировой войны не было ничего действительно исключительного в военном отношении, является анафемой для сторонников американской исключительности. Задаваться вопросом, почему великий русский композитор написал увертюру, посвященную какому-то очень ограниченному захолустному конфликту, находящемуся за полмира от ключевых событий мировой истории, многим кажется совершенно неразумным. Тем не менее, эта проблема усугубляется американским взглядом на войну как на проявление тактической смекалки на поле боя в стандартном сражении без учета более широкой картины, в которой победа в войне была ключевым моментом. Идея нации, борющейся всеми средствами за свое выживание, была совершенно чужда этому видению. Однако именно Толстой сформулировал значение войны «по-русски» и «традиции»:

И это хорошо для народа, который не отдает честь, как это сделали французы в 1813 году, согласно всем правилам. правилам искусства, и, изящно и вежливо подставив рукоять своей рапиры, вручают ее своему великодушному победителю, а в минуту испытания, не спрашивая, какие правила приняли в подобных случаях другие, просто и легко подхватывают первую дубину что попадается под руку и бьют ею до тех пор, пока чувство обиды и мести в их душе не уступит место чувству презрения и сострадания. 12

Элегантное маневрирование и тактика, какими бы важными они ни были, были лишь частью общей динамики войн, которые велись после вторжения Наполеона. Да, генералы посещали поле боя после его окончания, чтобы составить о нем впечатление, даже во время Второй мировой войны, но эра единственного решающего «генерального сражения» в России остановилась в 1812 году. Это нанесло серьезный удар репутации Наполеона как великого стратега. Великим стратегом он не был, несмотря на то, что у него была целая школа мысли, которая на протяжении веков