Мандельштам, закончил свои дни в лагерной ссылке, а кто-то, как Маяковский, не выдержав, сам свел счеты с жизнью. Даже Пунина, чьей единственной диверсионной деятельностью являлось совместное проживание с Ахматовой, несколько раз беспричинно задерживали, а потом отправили в исправительно-трудовой лагерь, где он и скончался. Однако самым тяжелым испытанием для Ахматовой было то, что случилось со Львом: так как он был сыном врага народа и отверженной женщины, его исключили из университета и задержали. Но Лев, Пунин и все остальные стали лишь каплями в море репрессированных Сталиным. А Анна Ахматова в свою очередь стала еще одной каплей в море тех женщин, что каждый день обивали пороги тюрем в надежде услышать какую-нибудь новость, неважно – плохую или хорошую, о своих детях, мужьях или братьях. Однажды одна из этих женщин узнала Ахматову и подошла к ней. Посиневшими от холода губами она прошептала ей на ухо: «А это вы можете описать?» И Анна Ахматова ответила: «Могу». И вот что она рассказывает про эту женщину: «Что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом».

Эта просьба и это «могу» станут началом «Реквиема», великого произведения Ахматовой, длинной поэмы о борьбе с горем, перед которым «гнутся горы, не течет великая река», но которое не может сломать «тюремные затворы», за которыми «каторжные норы». Это элегия эпохе, «когда улыбался только мертвый», написанная под открытым небом, с непокрытой головой во время бури:

Нет, и не под чуждым небосводом,

И не под защитой чуждых крыл, —

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был.

Она писала «Реквием» в тайне и, пока работала над ним, сжигала бумагу, заметала следы, и в течение трех десятилетий поэма жила в ее собственной памяти и памяти ее лучших подруг, которым она ее доверила, слово за словом, строфу за строфой. Ахматова закончила ее примерно в 1940 году, хотя и продолжала переписывать на протяжении всей своей жизни. К тому времени самые ужасные годы сталинского террора уже прошли. И вскоре случится то, что полностью привлечет внимание диктатора. Потому что после Первой мировой войны, двух революций, гражданской войны и репрессий Россию ожидала еще бо́льшая катастрофа.

Нацистская Германия начала свое вторжение 22 июня 1941 года. Двумя годами ранее Гитлер и Сталин подписали договор о ненападении, поэтому произошедшее застало СССР врасплох. И вновь в России началась полная мобилизация, все было подчинено военным действиям: во время Второй мировой войны, перед лицом захватчика, страна сплотилась до такой степени, что гонимые писательницы, такие как Анна Ахматова, вдруг превратились в национальное достояние, оберегаемое тем же самым режимом, который их до этого преследовал. Она стала посещать госпитали, читала лекции на фронте и на радио, были опубликованы некоторые из ее самых патриотичных поэм. Из тюрьмы даже был освобожден ее сын Лев. Тем не менее, хоть и могло показаться, что Сталин убрал удавку с ее горла, Ахматова совершила ошибку и вновь вынесла сама себе приговор. Это случилось в 1945 году, когда война была окончена и над Рейхстагом развевался красный флаг. Поводом стала одна встреча, беседа, закончившаяся на рассвете, и кто знает, что еще.

Его звали Исайя Берлин, он работал в посольстве Великобритании в Москве и был на двадцать лет ее моложе. Он родился в России, а образование получил в Оксфорде – спасаясь от Революции, его семья эмигрировала в Англию. Из-за этого его персона вызывала определенные подозрения, и он находился под наблюдением советских властей. Однако во время своего пребывания в Москве, ему все же удалось посетить те места, которые ему не следовало посещать, например подпольные книжные магазины. Он также смело задавал вопросы, в особенности интересовался судьбой многих авторов, о которых за пределами России давно ничего не было известно. Ему сказали, что практически все они были мертвы, но он был рад узнать, что одна из них в свои пятьдесят шесть лет еще была жива: великая Анна Ахматова. И спустя два десятилетия она уже не была отверженной. В тот же самый день он решил ее навестить.

Они встретились в 9 вечера. Анна, радуясь тому, что вновь оказалась в центре внимания, приняла его, словно свергнутая императрица, величественная и гордая, несмотря на то что в качестве угощения могла предложить всего лишь вареную картошку. И хотя в начале разговор не клеился, в конце концов Анна рассказала гостю о своей жизни, поделилась своими горестями и тревогами, о тюремном заключении ее сына Льва, о нескончаемых гонениях и страданиях. Еще она прочитала ему «Реквием». Мы мало знаем о том, что еще произошло, но проговорили они до самого рассвета, и по возвращении в посольство Берлин рассказывал всем, что влюбился. И все же, если между ними что-то и произошло, то развития эта история не получила, ведь за квартирой Анны, естественно, была установлена слежка. Вскоре после этой встречи оргбюро ЦК ВКП(б) выступило в ее адрес с официальной критикой, равнозначной новому приговору к социальной изоляции: «Основное у нее – это любовно-эротические мотивы, переплетенные с мотивами грусти, тоски, смерти, мистики, обреченности. Не то монахиня, не то блудница, а вернее, блудница и монахиня, у которой блуд смешан с молитвой»[21]. Ее лишили пенсии и продовольственной карточки. И через несколько дней ее сын вновь был задержан: на этот раз он получил десять лет лагерей. Она умоляла Сталина о пощаде и писала в его честь стихи, но все было бесполезно. А может быть, и нет. Может быть, этого хватило, чтобы спасти ее собственную жизнь, потому что докладную записку «О необходимости ареста поэтессы Ахматовой» диктатору все же отправили. Почему он так ее и не подписал, остается неизвестным.

* * *

Годы оттепели, горечи и триумфа. Анна пережила не только всех своих друзей, но даже и врагов: многие годы она провела в одиночестве, без средств к существованию, полагаясь на благотворительность, но в 1953 году Сталин умер, а Ахматова все еще была жива. Новые руководители СССР пытались дистанцироваться от предшествующей эпохи, а это означало, что они начали и к Ахматовой относиться более дружелюбно. Однако жизнь ее изменилась не в одночасье. Сначала ей разрешили вернуться к работе, потом в одной из газет появилась восторженная рецензия, затем – несколько стихотворений, и только в 1958-м, спустя многие годы, она наконец снова могла публиковаться. «Реквием» продолжал оставаться запрещенным, и в СССР его опубликуют лишь в 1987 году, но другие