приобрела другой оттенок, чем все остальные записи. Значит, эту надпись сделали позже и другими чернилами.

Кроме того, в лиловом освещении под этой надписью проступили какие-то другие буквы.

Ксения сфотографировала подозрительную надпись с несколькими разными светофильтрами, чтобы позднее обработать ее на компьютере. Потом она поставила папку на прежнее место и хотела уже покинуть лабораторию, как вдруг ее дверь начала со скрипом открываться.

Ксения испуганной ланью метнулась к одному из столов-каталок, вспрыгнула на него и накрылась простыней, оставив маленький просвет, через который можно было видеть все происходящее в лаборатории.

Дверь открылась, и в прозекторскую вошел долговязый небритый тип с выражением застарелого похмелья на лице.

Он закрыл за собой дверь, потянулся и прохрипел:

— Ну, вот, Козлов, вы и дома!.. Тут вас, Козлов, никто до утра не побеспокоит…

Он открыл один из шкафчиков, достал оттуда колбу с прозрачной жидкостью и мензурку с делениями. Наполнив эту мензурку наполовину, он довольным тоном проговорил:

— Вот за что я вас, Козлов, уважаю — это за то, что вы свою норму знаете, причем с точностью до миллилитра! За вас, Козлов! За ваше здоровье и долголетие!

С этими словами он выпил содержимое мензурки и громко рыгнул. Потом произнес таким же довольным тоном:

— А теперь можно и на боковую!

С этими словами он подошел к тому столу, на котором лежала Ксения, и собрался вскарабкаться на него…

Ксения опередила его. Накинув простыню на манер плаща, она соскочила со стола и шагнула навстречу ночному гостю, при этом заухала загробным голосом:

— Ух-ху-ху!

Тот попятился и испуганно вскрикнул:

— Ой! Кто ты такая?

— Смерть твоя — вот кто! А ты кто такой?

— Я — Козлов, санитар здешний! Я ведь свою норму не превышал! Почему же ты за мной пришла?

— Потому что твои грехи переполнили чашу терпения! — провыла Ксения.

— Да какие там грехи? Ну, пью, конечно, так я свою норму знаю… до мими… мили… миллилитра.

— Кайся! Какие за тобой еще грехи есть?

— Да больше никаких… Вот те крест, никаких! — Санитар постучал себя по впалой груди, где на грязном халате проступали очень подозрительные пятна.

— Креста не надо! — спохватилась Ксения. — Ты это брось!

Она ожидала, что пьяница воспрянет сейчас духом и начнет пугать ее крестом, но тот попятился и замахал руками.

— Извини, извини, не буду! Все сделаю, что скажешь!

— А ты присутствовал при вскрытии потерпевшего Терпенева?

— Это какого такого Терпенева? Который в кавказском ресторане окочурился?

— Этого самого.

— Да нет… — Санитар отвел глаза. — Не присутствовал… зачем мне там присутствовать…

— Ты знаешь, что мне врать бесполезно! Я все равно правду непременно узнаю!

— Да не вру я! — Санитар снова ударил себя кулаком в грудь. — На вскрытии меня не было, я тогда выпивши был, правда, потом я разговор слышал…

— Разговор? Какой разговор?

— Да вот как раз после этого вскрытия доктор Василий Петрович отчет писал, а я на этом самом столике отдыхал, простынкой накрывшись. Тут к нему подошел кто-то и говорит: «Доктор, вам ведь неприятности не нужны?»

А тот ему: «Это вы о чем? О каких неприятностях?»

«О самых что ни на есть серьезных».

«Я вас не понимаю».

«А я думаю, что понимаете. Особенно, если это коснется Ирины Владимировны».

«При чем тут Ирина Владимировна? — доктор спрашивает, а я по голосу чувствую, что напрягся он. — Она-то к этому делу каким боком касается?»

«А таким боком, — тот голос отвечает с усмешечкой такой, — что у нее ребенок есть от первого брака. Мне дальше продолжать или сами все поймете?»

Доктор тогда, видно, испугался и совсем другим голосом говорит:

«Чего вы от меня хотите?»

«Вот это уже другой разговор. Мне… и не только мне нужно, чтобы в заключении о вскрытии Терпенева была указана смерть от естественной причины».

«Но я уже написал…»

«Значит, исправите».

«Но я не могу…»

«Я вам все сказал, и вы меня поняли».

Санитар замолчал. Ксения немного подождала, потом спросила:

— А кто это — Ирина Владимировна?

— А… это жена его, доктора. Третья или четвертая, нет, кажется, четвертая. И последняя, он говорит, потому как возраст уже подходит, некогда новую искать. Он мне сам как-то жаловался, что при его профессии жены не держатся.

Первая все ворчала, что пахнет от него противно — формалином да покойниками, вторая вроде на запах не жаловалась, но вдруг и говорит, что как представит, что он досконально знает, что у нее внутри находится, — так с ним спать ну никак не может.

А третья по глупости упросила его показать ей морг. Доктор, конечно, сопротивлялся, как мог, но разве против бабы устоишь? Согласился он, привел ее как-то ночью сюда. Она как глянула на покойников — так в обморок грохнулась. Ну, привел он ее в чувство, отвез домой. А приходит с дежурства — квартира пустая, вещи ее исчезли, да еще и все деньги с их общего счета сняла. Вот так вот.

А эта последняя, Ирина — она сама врач, так что покойников не боится. Поэтому доктор за нее держится. И всполошился, конечно, когда ей угрожать стали.

— А чем угрожали-то? Что там с ребенком у нее за история?

— Вот какая ты любопытная, — заметил санитар, — никак не уймешься.

— Да говори ты, если знаешь! Только не ври!

— Зачем мне врать? — удивился санитар. — Когда я сколько раз эту историю слышал. Ирина приходила как-то к нему, плакала тут, доктор ее утешал. В общем, там такое дело. Значит, Ирина эта была замужем за одним таким… короче, богатым типом. Только деньги у него какие-то левые, то есть не левые, а грязные. То есть не грязные, а… бандитские. Опять-таки я подробно не в курсе, но какие-то там сложности. Короче, она была совсем молодая, не разобралась, в чем там дело, этот тип ее в провинции где-то подцепил, когда она институт окончила и сидела в сельской больничке на приеме. Теткам синяки лечила, которые мужьями битые, а мужиков — от цирроза печени, которые доживали, если раньше по пьяному делу в аварию не попадали со смертельным исходом. Ох, в деревнях пьют… В темную голову…

— А сам-то… — не удержалась Ксения.

— Я свою норму знаю! — возмутился санитар. — А если неинтересно — не слушай!

— Молчу! Только давай переходи к делу.

— Короче, привез муж ее сюда, жили они, Ирина ребенка родила. И потихоньку стала замечать за мужем разные вещи. Короче, убийцей он оказался, наемным убийцей.

— Ну, уж это ты даешь! Как в кино прямо!

— Ага, такое кино — прямо фильм ужасов! Или боевик с