— Ты — Перозова, — отрезает он, и опять напоминает, рефреном вбивая мне в голову одни и те же слова, — ты — мне с пеленок обещана. Ты — моя.

— Нет! Ну это же… Варварство какое-то! Бред!

— Обычаи предков для тебя — бред? — он отрывается от моей шеи, на которой наверняка, после его грубых прикосновений останутся следы, хищно улыбается, разглядывая мое испуганное лицо, — да ты — непослушная женщина. Долг каждого мужчины — учить свою непослушную женщину…

— Я — не ваша! — зачем я это повторяю? Даже если сто раз скажу, ничего не изменится… Это уже понятно, но все же внутри что-то еще надеется на благополучный исход ужасной ситуации. Мы же разговаривали… Не так давно. Он меня вполне понимал. Почему сейчас так? Почему вообще не слышит?

— Моя. Непослушная. Дикая. Интересно тебя будет… Учить…

Он проводит большим пальцем по моим губам, глаза зверя горят бешено и жадно. Я сглатываю, и он внимательно отслеживает движения моего горла. Замираю, потому что чувствую, что по грани уже, что еще немного — и он мне в горло вцепится зубами…

— До свадьбы нельзя… — вспоминаю в последний момент нелепый аргумент.

Что нельзя? Кто ему запретит? Кто проверит?

Меня никогда не целовал мужчина. Даже невинным поцелуем не касался щек. И вообразить такое было глупо!

Целовать должен только муж! Несмотря на мое желание свободы от родителей, самостоятельности, независимости, в вопросе отношений я была приверженкой традиций. Мама со мной не разговаривала никогда про то, что может быть между мужчиной и женщиной в их первую ночь после свадьбы, предполагалось, что накануне самого торжественного события такой разговор уместен лишь.

И потому я совершенно не подготовлена к тому, что происходит сейчас.

Мало того, что немею от ужаса и неожиданности, так еще и буквально столбенею от непривычных ощущений.

Зверь целует меня. Это ведь поцелуй, да? Это так называется, когда грубо берут в плен губы, порабощают, неприлично и жадно прикусывают, заставляя раскрыть рот. Когда язык скользит внутрь, сводя с ума необычностью и огненностью впечатлений…

Я не понимаю, что происходит, просто на заднем фоне, словно мотылек в стекло, стучит паническая мысль о неправильности ситуации.

А еще…

А еще о том, что мне отчего-то это все знакомо…

Словно…

Словно меня целовали уже так. Целовали! Он! Это он меня целовал! В клубе! После того, как спас…

В голове ярко вспыхивают воспоминания.

Громадная тень на стене, крики и кровь тех, кто тащил нас с сестрой прочь из клуба. Дикое рычание зверя.

А затем… Руки. Тяжелые и сильные. Он легко подхватывает меня, несет, шумно втягивает ноздрями аромат моего тела, неожиданно наклоняется…

— Сладкая… — этот голос, да!

Грубый поцелуй… Я не сопротивляюсь, я в полуобморочном состоянии, вяло цепляюсь за его плечи, послушно раскрываю рот. Зверь рычит и терзает мои губы, голова кружится, и сознание окончательно покидает…

Да, именно так все и было!

И теперь все повторяется!

Впечатления накладываются одно на другое, наслаиваются, мороча, мешая прошлое с настоящим, и вот я уже, как тогда, в клубе, цепляюсь за его плечи слабыми пальцами, послушно раскрываю губы, не сопротивляясь больше, позволяя владеть собой, утягивать себя в безумный водоворот эмоций. Воздуха не хватает, в голове все кружится, в глазах темно…

Зверь рычит, обрадованный моей покорностью, руки его, огромные и жесткие, трогают везде, в самых сокровенных местах, ныряют под платье, задирая его вверх, касаются голой кожи… Я вздрагиваю, резко раскрываю глаза, и в этот момент он останавливается.

Смотрит на меня черным, ужасно пугающим взглядом, в котором нет ни капли человеческого. Только звериное там, только дикое!

Он разорвет меня сейчас! Просто на части растерзает! И я ничего сделать не смогу. И никто не спросит за меня. Никто не вспомнит про меня…

От осознания своего одиночества, беззащитности и ненужности неожиданно становится настолько горько, что слезы катятся по вискам, скатываясь и исчезая в волосах.

Я не отрываю взгляда от его черных глаз, понимая, что, скорее всего, это последнее, что я увижу в своей жизни. Он настолько груб, настолько жесток со мной, что нет никаких сомнений, дальше будет лишь хуже.

Он не пощадит.

Наиграется и разорвет.

— Чего плачешь, сладкая? — неожиданно хрипит он и вытирает слезы с моих висков, — больно сделал?

Я не могу ничего ответить. Его вопрос настолько неожиданный, что слова не приходят на ум. Больно… Он спрашивает, сделал ли мне больно… Ох…

— Я чего-то ошалел от тебя, — он не отпускает, не шевелится, дышать мне по-прежнему тяжело, но теперь я хотя бы могу сделать вздох. Зверь отслеживает опять мое дыхание, и в глазах опять появляется безумное желание. Теперь я знаю, о чем думает мужчина, когда так смотрит. Знаю, чего он хочет… Лучше бы мне не знать.

— Пожалуйста… — мне удается выронить это слово одновременно с выдохом, прямо ему в губы, — пожалуйста… Я… Боюсь… Пожалуйста…

— Боишься? Меня?

— Да…

Он удивляется? Это настолько нелепо, что я даже плакать перестаю. Чему он удивлен? Что беззащитная девушка боится такого зверя? Он думал, я играю?

— Ты же все знаешь, чего боишься-то? — он внимательно разглядывает мое лицо, и в глазах вспыхивает огонь ярости.

Что я знаю? О чем он?

— Ты уже была с мужчиной… С тобой так играли? Сколько?

— Сколько?..

Я только и способна, что эхом повторять за ним пустые слова. Не понимая их значения.

— Сколько мужчин у тебя было? — терпеливо повторяет он, — до меня?

Я молчу, осознавая его вопрос. Его грязь.

Откуда он это взял? Неужели, в самом деле решил, что я…

И как мне быть? Сказать, что никого не было? Да? Все во мне требует сказать правду! Потому что нет хуже и гадостней такой лжи.

Но…

Но, быть может, если я скажу, что была с мужчиной, он откажется жениться?

Просто отправит меня родным, они от позора — спровадят обратно в родителям… И я просто не доеду домой!

Сверну к Лауре! О-о-о-о!!! Какая хорошая идея! Знать бы, что он в самом деле именно так поступит!

Пусть «поиграет», как он говорит, пусть! Я даже на это согласна! Главное, чтоб отпустил потом!

Конечно, моя прежняя жизнь прекратится, да и сама я стану другой уже. Но я и так другая.

После того, что сделали папа и мама. После того, что со мной сделали мои родственники… Не лучшей ли для меня участью будет жизнь в забвении? Без них?