— Проснулась, сладкая, — тихо говорит он, и голос его похож на низкое урчание какого-то животного. Зверя. Из семейства кошачьих…

Я понимаю, что это уже не сон, вскидываюсь и отшатываюсь, стремясь увеличить между нами расстояние.

Мы одни в полутемной комнате, я — на низкой, закрытой пушистыми покрывалами и подушками с народным орнаментом кровати. Он — рядом, в кресле.

Сидит, широко расставив мощные ноги, положив локти на колени. Рассматривает меня.

— Пить хочешь?

Я мучительно сглатываю, понимая, что да. Очень хочу пить.

Он отслеживает движение моего горла, немного хмурится. Темные брови сходятся в одну линию. Очень грозно. Страшновато. Да и сам он… Страшноватый.

Тогда, в клубе, я его толком не разглядела, только взгляд запомнила внимательный и то, что он — очень большой. Массивный.

А теперь я вижу, что ошиблась в своем первом впечатлении. Он — не просто массивный. Он — пугающе большой. И глаза дикие.

И… Что я?.. Где я, вообще?

— Хочу, — облизываю губы, и это он тоже отслеживает. Усмехается, подает мне стакан с водой.

Беру, пью, ощущая невероятное блаженство от простого вкуса ключевой воды.

Он следит за тем, как я пью, опять усмехается:

— Не боишься? После того, как тебя опоили?

Вода моментально становится поперек горла, я роняю стакан, кашляю натужно.

— Эй, ты не вздумай мне тут умереть, — он пересаживается на кровать ко мне, несильно хлопает здоровенной ладонью по спине… А потом уже и не хлопает. Гладит.

От его ладони идет настолько пугающий жар, что я моментально перестаю кашлять, выворачиваюсь и пытаюсь отсесть еще дальше. Утыкаюсь спиной в угол, поджимаю под себя ноги, обхватываю локти руками.

— Не бойся меня, сладкая, — его, кажется, забавляет моя реакция, — привыкай…

— Кто вы? — голос меня вполне слушается, а последнее его слово пугает, — как я здесь?.. И зачем?

— Не помнишь, как сватали? Ничего себе…

Он что-то малоразборчиво цедит сквозь зубы, злобно настолько, что становится понятно — ругается.

— Плохо помню…

— А они еще мне говорили, что ты сама по себе такая… — он неожиданно вскидывает на меня взгляд, настолько жгучий, что меня к месту припаивает, — а я же помню… Что не такая… Еле добился названия травы, что тебе всунули…

Он опять ругается, а я стараюсь осознать услышанное.

То, что этот мужчина с повадками зверя говорит про моих родных, уже ясно. Но почему я у него?

Кто он такой?

— Кто вы?

— Я? Тебе и этого не сказали? — он неожиданно усмехается, его зубы — ровные, белые, сверкают в полутьме, оттеняясь чернотой бороды. Красивый… А ведь он красивый… Если б не ужасные обстоятельства, то я бы… Посмотрела ему вслед, точно.

Неожиданные мысли пугают до дрожи, я судорожно сжимаю себя, закрываясь от всего мира.

— Я — Азат Наракиев, — становясь серьезным, говорит он, — твой жених.

Жених… Жених? Он? Мой жених?

Ох… Ну конечно, глупая ты дурочка… Он сидел по правую руку от хозяина дома… Жених… Меня отдали чужому мужчине. И даже до свадьбы! Не дожидаясь свадьбы!!!

Я бы отшатнулась еще дальше, если б уже не была в самом углу.

Углу, из которого нет выхода!

Фамилия жениха мне говорит о многом. В частности, о том, что его семья в родстве с Президентом страны. Надеюсь, это не его сын?

Это было бы слишком безумным даже для такой безумной ситуации… В конце концов, кто я и моя семья и кто Наракиевы?

— Вижу, знаешь про меня, — удовлетворенно кивает он, — непонятно, зачем надо было тебя опаивать?

— Потому что я не собираюсь за вас замуж, — хрипло отвечаю я, с вызовом задирая подбородок.

— Почему? — удивляется он. Искренне так.

— Потому что не хочу. Поймите, я — не соглашалась! Меня сюда силой привезли!

— Видел я эту силу, — усмехается он, и в этот раз совсем не кажется мне красивым!

Нет!

Есть в нем что-то звериное, дикое… Я испуганно смотрю на него, ожидая продолжения. И дожидаюсь.

— В клубе ты не выглядела напуганной. И вытащенной на танцпол силой. И задницей крутила вполне профессионально… Знал бы, что моя невеста по клубам ходит, отказался бы от женитьбы, несмотря на то, что ты — Перозова.

— Какое отношение имеет моя фамилия…

Я пропускаю мимо ушей его оскорбления, понимая, что сейчас они, скорее всего, даже на пользу мне. Его плохое мнение о невесте — это хорошо. Может, откажется от меня? Пусть так! Пусть лучше позор от нахождения в доме мужчины будет, но не замужество!

— Ты не знала разве? Мой дед и твой дед уговорились еще пятьдесят лет назад, что наши семьи породнятся. С твоим отцом — не получилось. Он женился против отцовского благословения и уехал в Европу. Ты не знаешь? Твои родные не общались с твоим отцом долгое время. Пока не родилась ты. Ты, обещанная мне.

— Это… Это глупость какая-то… Глупость… — бормочу я, отказываясь верить в этот бред.

— Не глупость, — машет он отрицательно головой, — традиции. Я их уважаю. Я деду пообещал… А твой отец — своему отцу, тебя отдать в нашу семью.

— Нет…

— Почему нет? Что тебе не нравится? Я? Может, если б не спасал тогда, в клубе, лучше бы было?

— Нет…

— Я тогда не знал, кто ты. Просто понравилась. А потом, когда понял, что ты — Перозова… Подумал, что такая жена мне ни к чему. Мне нужна чистая девушка… А ты — задницей вертела перед мужиками…

— Тогда зачем взял? — хриплю я, не в силах осознать до конца весь этот ужас с обещаниями, традициями и людьми, так легко распоряжающимися чужими жизнями.

— Понравилась… — он неожиданно делает резкое движение ко мне, прихватывает жесткими пальцами за подбородок, цедит прямо в губы, — хоть и зараза блудливая, а красивая до тумана в глазах… Захотел.

— Нет… — у меня хватает сил если не сопротивляться, то хотя бы обозначить свой протест.

— Посмотрим…

Он резко отпускает подбородок, и я, не удержавшись, валюсь на кровать. Вскрикиваю, подхватываюсь и опять отползаю в угол.

Теперь мне страшно, так страшно, как никогда до этого!

Зверь, так явно обозначивший свое желание, так откровенно не обращающий внимания на мое мнение, мое нежелание происходящего, зловеще скалится в полутьме.

В комнате темно, все завешано какими-то странными, удушающе пахнущими ковриками, коврами, полотенцами и половичками.