– Ладно, давайте продолжим игру.

– Я просто пошутил. – Он положил руку мне на плечо.

– Нет, я хочу продолжить, – спокойно ответила я. – Ты прав, мы почти закончили.

– Но с твоих шорт стекает грязь, – парировал Брейден. – Не самое приятное зрелище.

– Заткнись. Кто со мной? – спросила я, когда компания ребят прошла этот отрезок, теперь обогнав нас.

Подобрав фрисби, я промаршировала к старту.

* * *

Когда мы закончили и вернулись к машине, Брейден открыл багажник.

– Не будь придурком, – сказала я. – Я туда не полезу.

Он бросил на меня сердитый взгляд и вытащил покрывало:

– Я просто доставал тебе подстилку. – Он протянул мне покрывало.

– Ох. Спасибо. – Я взяла покрывало и накинула на спину. – Извини. – Не следовало называть его придурком, даже в шутку, – я ведь прекрасно знала, что это слово его бесит.

Ребята забрались в машину, но Джером остановил меня, кивая на водительское сиденье Брейдена:

– Неужели трудно иногда позволять парню чувствовать себя нужным?

– Что?

– Тебя бы убило, если бы ты прислушалась к его советам?

Я посмотрела на Брейдена, потом вновь на Джерома. Брейдену хотелось почувствовать себя нужным? Что-то заставляло его чувствовать себя ненужным? С ним происходило что-то, чем он делился с Джеромом, «очень хорошим слушателем»? Меня захлестнула волна ревности к тому, что Джером мог знать о Брейдене что-то, чего не знала я.

– Да! Возможно, убило бы.

Он закатил глаза и направился к пассажирскому сиденью.

Когда в следующий четверг я пришла на работу, лицо Линды озаряла предвосхищающая улыбка.

– Что случилось? – спросила я.

– Иди переодевайся, а после я все тебе расскажу.

Скорее всего, она считала странным, что ее модную одежду я носила только в магазине. Но меня больше волновало мнение братьев, нежели ее. И я не жила своим разумом… или как там она говорила. Я жила с кучей парней, которые любили надо мной подшучивать. Переодевшись, я вышла и в ожидании посмотрела на нее.

– Ладно, закрой глаза, – скомандовала она.

Подыгрывая ей, я закрыла глаза.

– Готова? Теперь можешь открывать.

Я открыла и увидела в ее руке чек на сто пятнадцать долларов. Чек, выписанный на мое имя.

– Что это?

– Твоя доля за занятие по макияжу.

Взяв чек, я уставилась на число. А я ведь собиралась сказать ей, что больше не хочу этим заниматься. Однако сотня баксов за несколько часов сидения на стуле в корне меняла дело. Так я быстрее погашу свой долг.

– Все прошло на ура, поэтому мы проведем еще как минимум два занятия, а там посмотрим, как пойдет. – Она вытащила из-под стойки флаер и протянула мне. В правом верхнем углу была моя фотография с накрашенным лицом.

– Ого. Что это?

– Твоя фотография с прошлой субботы. Мне показалось, ты не будешь против.

– Я думала, вы распечатывали снимки для моей… семьи… – Мне не хотелось снова упоминать маму. Это действительно съедало меня изнутри. – Чтобы оценить…

– Они ей понравились?

– Да. Они замечательные. – Это ведь не ложь, верно?

– Прости. Надо было тебя спросить. Просто получилась такая хорошая фотография, вот я и предложила ее Эмбер.

Я еще раз взглянула на снимок. Это просто глупый флаер. Надеюсь, меня никто не узнает. Во всяком случае, мои друзья и братья точно не интересуются косметикой.

* * *

Ночью я снова не могла уснуть. Мой мозг неустанно прокручивал недавний сон. Была лишь полночь – не так уж поздно, – поэтому, когда я выглянула в окно и увидела, что в комнате Брейдена горит свет, то сразу написала ему сообщение:

«Выйдешь?»

Он ответил практически сразу:

«Да, увидимся через минуту».

Я услышала, как вслед за моей дверью закрылась его, и мы синхронно подошли к забору. Он прислонился плечом к доске, и я уловила запах его дезодоранта. Такой знакомый тонкий запах свежести.

– Как дела? – спросил он.

– Так себе.

Я села, прислонившись спиной к забору, и он сделал то же самое.

– Сегодня опять не бегала?

– Да.

– Ты приходишь сюда каждую ночь, когда не бегаешь?

– Нет. Не считая тех двух ночей с тобой, я приходила сюда лишь однажды.

– Нужно было мне написать.

– Было два часа ночи.

– Ну и что?

– Может, я и эгоистка, но даже я испытываю иногда угрызения совести.

Он засмеялся.

Я не знала, почему позвала его. Мне хотелось обсудить с ним что-то важное. Но что? Было приятно разделить с кем-то свой беспокойный ночной мир. Мои братья спали как убитые. Почему мой мозг не может так легко отключаться? Мне было неловко расспрашивать братьев о маме. Я не хотела их расстраивать, ведь они двигались дальше. Может, они двигались дальше благодаря реальным воспоминаниям о ней, в то время как я располагала лишь своим воображением. Почему мое подсознание так болезненно на это реагирует?

– Почему ты так много бегаешь?

– Нужно поддерживать форму для баскетбола, иначе в первые недели занятий все будет жутко болеть.

– Значит, ты пробегаешь… сколько, шесть-семь миль в день, чтобы спастись от двух недель боли? Ты как будто тренируешься для марафона, а не для баскетбола.

– Еще пробежки помогают мне заснуть.

– Большинству людей не требуется изнурять себя, чтобы заснуть.

– Верно. Многие просто принимают снотворное.

У него вырвался короткий смешок – как всегда, когда сказанное его удивляло.

– Да. Твой метод более естественный. – Долгое молчание. – Ты ловко уходишь от вопросов, но меня интересовало, почему ты не можешь заснуть.

Я сказала себе, что он – просто голос. Я могу разговаривать с бестелесным голосом. Или с луной. Я всегда могла откровенно поговорить с луной. Я нашла на небе яркую половинку луны, освещавшую все вокруг.

– Мне снятся кошмары, – наконец произнесла я. Брейден, должно быть, почувствовал, что мне необходимо выговориться, и просто молча ждал, когда я продолжу. – О моей маме и ночи, когда она умерла. Похоже, мое подсознание веселится, подкидывая мне разные сценарии ее смерти, даже самые нереальные. Та ночь… пожалуй, та ночь – единственное воспоминание, которое у меня о ней осталось. А я даже не знаю, не является ли оно всего лишь игрой моего воображения.