Все попытки гостей завязать беседу, обсудить ту или иную деталь нашей позиции оказались бесплодными: Суслов, как автомат, буквально повторял в той или иной последовательности фразу из зачитанного документа. Конечно, это было сталинское время, когда “самодеятельность” в такого рода делах могла оказаться опасной, но всё же я почувствовал, что передо мной отнюдь не творческая личность. Таким Суслов и был».

Суслов прежде всего озаботился доступом к мидовским документам, чтобы знать, что происходит. Но министр иностранных дел Молотов не спешил делиться с ним секретами внешней политики.

МИД присматривал и за прессой, за тем, что писалось на международные темы. Исключения – только с санкции высшего руководства.

Вот решение Политбюро, принятое в 1947 году:

«В связи с тем, что реорганизация “Литературной газеты” предусматривает неофициальный характер освещения в газете вопросов международной жизни, разрешить редакции “Литературной газеты” публиковать материалы на международные темы без представления на визу в отдел печати Министерства иностранных дел».

Михаил Андреевич обратился к Жданову:

«Прошу предоставить Отделу внешней политики возможность получать материалы министерства иностранных дел, как-то: отчеты, доклады, письма и шифрограммы послов, посланников и консулов, а также другие материалы о политическом положении стран и внешней политике их правительств. Прошу также предоставить возможность руководству Отдела знакомиться с решениями ЦК ВКП(б) по внешней политике СССР по отдельным странам и отдельным международным проблемам».

Немало времени ушло на подбор работников для отдела. Бюрократический механизм работал медленно, а Суслов желал контролировать и средства массовой информации, связанные с международными делами: ТАСС, Радиокомитет, Совинформбюро. Тут он сталкивался с интересами других отделов ЦК, которые ничего не хотели уступать.

В 1947 году Суслов впервые побывал на Западе – во главе делегации депутатов Верховного Совета СССР, приглашенных в Англию. Но даже для него поездки за границу были большой редкостью. Попытки заглянуть за железный занавес – без особого на то разрешения – не позволялись даже видным чиновникам.

22 мая 1947 года заведующий отделом внешней политики ЦК Суслов доложил начальству:

«В Министерстве угольной промышленности СССР фильмы, получаемые из английского посольства, просматривались в помещении Министерства и на квартире у министра т. Засядько. Эти просмотры организовывал заместитель управляющего делами Министерства член ВКП(б) Я. Шрагер, который лично поддерживал связь с английским посольством через сотрудника редакции “Британского Союзника” советского гражданина Ю. Л. Шер.

Отдел внешней политики ЦК ВКП(б) в начале апреля с. г. сообщил о связях Министерства угольной промышленности с английским посольством в МГБ СССР (т. Питовранову). Спустя несколько дней т. Питовранов сообщил, что вышеизложенные факты подтвердились и Ю. Л. Шер арестован и в настоящее время находится под следствием».

«Британский союзник» – еженедельник, который британское министерство информации со времен войны издавало для русского читателя. Юрий Львович Шер знал несколько языков, он был профессиональным переводчиком. Его осудили, сидел он в Экибастузе, в лагере, в который привезли и осужденного офицера-артиллериста Александра Исаевича Солженицына, будущего лауреата Нобелевской премии по литературе.

Контакты с иностранным посольством и просмотр иностранных художественных фильмов… А кто разрешил? Советские чиновники предупреждение поняли и от иностранцев шарахались как черт от ладана. Даже советские дипломаты избегали встреч с иностранными корреспондентами, на приемы в посольство ходили только по приказу начальства.

Политбюро приняло специальное постановление: «В связи с тем, что работники Министерства иностранных дел по роду своей службы поддерживают связь с иностранцами, считать необходимым возложить на МГБ чекистское обслуживание аппарата МИД».

Суслов, демонстрируя свою бдительность, доложил руководству страны о «возмутительном случае», происшедшем во Всесоюзном обществе культурной связи с заграницей. Там отмечали столетие со дня рождения знаменитого американского изобретателя Томаса Эдисона, почетного члена Академии наук СССР. Академик Михаил Викторович Кирпичев, известный физик и лауреат Сталинской премии, назвал Эдисона «тем идеалом, к которому все стараются стремиться», а американцев «замечательной нацией».

Суслов был возмущен словами академика. Он докладывал Сталину о том, что во многих учреждениях культуры и науки «укоренились низкопоклонство и угодничество перед заграницей и иностранцами, потеряны бдительность и чувство советского патриотизма».

В 1946 году, когда Суслов обосновался на Старой площади, аппарат ЦК был радикально реформирован. Многие отделы ликвидировали, остальные вошли в два крупных управления – пропаганды и агитации и кадров. Управлением кадров руководил только что избранный секретарем ЦК и членом оргбюро ЦК Алексей Александрович Кузнецов. Сталин перевел его из Ленинграда – Кузнецов отличился во время обороны города. Ему прочили большую карьеру, никто и представить себе не мог, как закончится его жизнь…

Управление пропаганды и агитации ведало партийной учебой, печатью – газетами и журналами, радиовещанием, книжными издательствами, художественной литературой, а также искусством: театром и кинематографом. Начальником управления еще до войны стал Георгий Федорович Александров, который долго работал в Исполкоме Коминтерна и в аппарате ЦК. Курировал управление пропаганды член Политбюро Андрей Жданов. С его именем связаны громкие идеологические постановления, которые во многом определили духовную атмосферу в стране после войны. Самые знаменитые из них появились в 1946 году – о журналах «Звезда» и «Ленинград» (от 14 августа) и о кинофильме «Большая жизнь» (от 4 сентября). Эти постановления перечеркивали надежды интеллигенции на то, что после войны настанут более свободные времена. Замечательная поэтесса Анна Ахматова и знаменитый прозаик Михаил Зощенко были исключены из Союза советских писателей. Вторая серия фильма «Большая жизнь» была запрещена за «идейно-политическую порочность, фальшивое, искаженное изображение советских людей».

Осенью 1946 года Жданов приехал в Ленинград – выступать по поводу Зощенко и Ахматовой. Сильва Соломоновна Гитович, которая работала в ленинградском отделении Союза писателей, вспоминала:

«На трибуне Андрей Александрович Жданов – представительный, полнеющий, с залысинами на висках, с холеными пухлыми руками. Он говорит гладко, не по бумажке, стихи цитирует наизусть. Все, что он говорит, ужасно. С каждой его фразой напряжение все более и более возрастает. В зале тревожная, щемящая тишина. Все боятся посмотреть друг на друга».

На ужинах, которые устраивал Сталин, он сажал рядом с собой Жданова и назначал его тамадой. Правда, всякий раз подсказывал Андрею Александровичу, когда и за кого пить, а иногда и буквально диктовал текст тоста. Другие члены Политбюро недолюбливали Жданова, которому, как им казалось, слишком легко далось возвышение по партийной лестнице. Завидовали – как без этого!

Но Андрей Александрович довольно скоро впал в немилость. Сталин потерял к Жданову интерес. Почему? Он постоянно менял кадры, выдвигал новых людей. И для Жданова настало время уйти. Личных претензий к нему не было – он просто оказался лишним.

Подкоп под Жданова начался с атаки на его главного подчиненного – начальника управления пропаганды Александрова. 22 апреля 1947 года Политбюро приняло решение провести вторую дискуссию по книге Александрова «История западноевропейской философии». Как будто появление книги партийного чиновника Александрова было таким крупным событием, что заслуживало внимания