– Принц Арес, – бросил король, игнорируя официальное приветствие, и только потому, что смотрели люди, вероятно ожидая, что он поприветствует единственного сына.

– Вот уж не думал увидеть вас здесь, ваше величество, – пробормотал Арес себе под нос, когда они встали для исполнения национального гимна Атилии. – Должно быть, моя секретарша ошиблась.

Они не должны были встретиться. Королевскому двору хорошо известно, что наследный принц и король предпочитают не находиться в обществе друг друга.

– Да, это была ошибка, – заявил монарх, даже не попытавшись скрыть гнев и не обращая внимания на то, что толпа слушала песню «Да здравствует наш король в благодати и мудрости». – Нам нужно поговорить.

Этого Аресу хотелось меньше всего. Но ничего не поделаешь, они на публике. Предстоит короткая церемония, в десять раз хуже из-за присутствия отца и прочих помпезных обстоятельств, которые сопровождают королевскую персону на столь банальном мероприятии. Словом, выбора нет, кроме как пойти, как и было велено, вслед за отцом, отстав на несколько шагов. Этого тоже требовал этикет.

Сын мог восстать против отца. Но отец Ареса – король, а слово короля – закон.

Старик настоял на том, чтобы они вернулись в северный дворец, куда нога Ареса не ступала с тех пор, как умерла мать.

Он знал, что отец отлично об этом осведомлен и специально привел его сюда, потому что как был садистом, так им и остался. Монарх повел его в свою личную гостиную, где, сколько Арес себя помнил, тот читал ему нотации в перерывах между вспышками гнева.

Заняв место, указанное отцом, Арес принял непринужденную позу.

Он наконец решился нарушить молчание.

– Это вызывает ностальгию.

– Я рад, что ты так думаешь. А вот мне что-то не по себе.

Арес тонко улыбнулся.

– Мне позвать слуг, ваше величество? Вы нуждаетесь в медицинской помощи?

Король направился к бару. Арес с некоторым смирением наблюдал, как отец наливает себе напиток из очередного хрустального графина, который, как представлял наследный принц, скоро будет разбит на миллион осколков, а те, в свою очередь, разлетятся по всему полу. Король не предложил сыну выпить, потому что был мелочным.

– Ты не хочешь объяснить мне, почему о твоей беременной подружке пишут все газеты?

В Аресе вскипел гнев, он помрачнел и рассвирепел. Чего, как он знал, делать не рекомендуется. Но ему было все равно.

– Прошу прощения, ваше величество, – заявил Арес ледяным тоном. – У меня нет подружки, как вы выразились.

– Ты утверждал, что этого никогда не случится! – прорычал отец. – Обещал мне, иначе я бы давно женил тебя.

– Природа сделала свое дело, отец. Не понимаю вашего беспокойства. Я не женат. Никакого скандала на самом деле нет, шумит лишь желтая пресса. И этот шум сбил вас с ног одним ударом?

Это было весьма легкомысленное замечание, хотя он ничего подобного не испытывал к Пии и детям, которых она вынашивала.

Арес заставил себя остаться на месте.

– Это недоразумение, не более того.

– Не жди от меня разрешения жениться на ней. – Отец с каждым годом становился все меньше и морщинистее, однако его взгляд оставался таким же зловещим, как и всегда. – Не думай, что тот факт, что она Сан-Джакомо, хоть как-то компенсирует ее кровь простолюдинки.

– Спешу напомнить вам, ваше величество, – ядовито заметил Арес, – что мне не требуется ваше разрешение на брак. Вы сами нарушили этот закон, обеспечивая место рядом с собой для вашей любовницы.

– Ты имеешь в виду королеву! – негодовал король. – Я не потерплю неуважения к ее величеству!

Арес заставил себя откинуться на спинку стула, хотя на этот раз ему захотелось что-нибудь сломать.

– Кстати, как поживает королева? Насколько я понял, ее главная привлекательная сторона – предполагаемая плодовитость. Правда, я не увидел в ее фигуре никаких признаков того, что она ждет наследника.

– Будь осторожен, мальчик.

– Возникает искушение предположить, что исключительно по вашей вине, а не по вине моей матери, как принято считать, у вас всего один ребенок.

Он имел в виду короля и его врачей.

– Это и есть твоя цель? Думаешь, если начнешь плодить незаконнорожденных детей, это придаст тебе авторитета? – Отец рассмеялся в той неприятной манере, которая не допускала настоящего юмора. – Напротив, Арес, все это покажет королевству, какой ты пустой и ветреный. Распутный плейбой, которым управляют низменные инстинкты. Я должен поблагодарить тебя за то, что ты оказал мне услугу.

Арес смотрел на человека, которого боялся и ненавидел большую часть жизни. Здесь, в этой комнате, ему угрожали, унижали, кричали на него столько раз, что невозможно и сосчитать. Здесь он принял решение никогда не становиться похожим на отца.

Кровь, которую он так ненавидел, закипела в его жилах, и ему нестерпимо захотелось ответить на насмешливую жестокость отца в том же духе. Но у него было другое оружие. «Ты всегда на войне», – как-то раз обмолвилась Пия. Арес понимал, что она права. Он всегда на войне. С самого рождения.

– Разве я не сообщил вам хорошую новость? – мягко спросил он отца, и да, его голос звучал почти добро. – Пия сделала меня самым счастливым человеком на свете. Она согласилась стать моей женой. Я знаю, что вы лично и от имени королевства передадите нам ваши глубочайшие поздравления.

Первым свадебным подарком, который он получил, оказался звон графина, разбившегося о стену. И этот ностальгический жест почти перевесил все остальные эмоции.

И только когда Арес уже направлялся обратно в южный дворец, до него дошло, что ему придется придумать, как лучше поделиться этой радостной вестью с женщиной, которой он еще не предложил руку и сердце, потому что до настоящего момента жениться даже не планировал.

Человек может привыкнуть к чему угодно, нравится это ему или нет. Этот постулат Пия усвоила еще в детстве. И не важно, насколько возмутительными или абсурдными казались ей отдельные вещи, насколько она была уверена в том, что определенные деяния могут сильно навредить. На самом деле ничего подобного не случалось.

Она привыкла к эксцентричности своих родителей и чем больше эмоционально отстранялась от бурного брака Эдди Комба и Александрины Сан-Джакомо, тем больше думала о них как о чудаках, почему-то не способных вести себя нормально. Лет этак через десять она совершенно точно начнет ностальгировать по своим родителям, их бурным отношениям и бесконечным театральным драмам, которые ей было так трудно выносить, находясь рядом с ними.

Точно так же Пия привыкла к жизни узницы во дворце, ставшем ей тюрьмой.

Она чувствовала себя Рапунцель, запертой в маленькой башне, которую никто не посещал. Кроме мужчины, приходившего в основном ночью и от которого она теряла голову, хотя он к ней и пальцем не прикоснулся.