Тронутый моим молчаливым вопросом, он едва слышно заговорил со мной:

— Это нравится Богу, Андрэ, и мы также сможем научиться любить, обретя силу преобразовывать сердца.

Посланница, которая, казалось, не отдавала себе отчёта о нашем присутствии, направилась к палачу, поддерживая Педро в своих объятиях, как если бы он был её больным сыном. Преследователь ждал её, выпрямившись, в угрожающей позе, проявляя свою нечувствительность к словам, которые затронули наши сердца. Далеко не чувствуя себя робкой, посланница практически подошла к нему на расстояние вытянутой руки и сказала со смирением:

— Что ты делаешь, Камилло, закрытый к состраданию?

Мучитель, выказывая непонятную холодность, жёстко отреагировал:

— А что может делать такая жертва, как я, если не ненавидеть безжалостно?

— Ненавидеть? — спокойно переспросила Сиприана. — А ты знаешь значение подобного отношения? Жертвы, недоступные прощению и пониманию, имеют привычку превосходить жестокостью и злостью то, что они вынесли, вызывая ужас и сочувствие. Сколько их пользовались этим титулом, чтобы вывести на свет те чудовища, которые населяют их существо! Сколько пользуются временем бездумья невежественного или несчастного друга, чтобы начать века преследований в яростном аду! Состояние жертвы не придаёт тебе святости: ты пользуешься им, чтобы сеять на своём пути семена разрушений и нищеты, мрака и гнева. Конечно, Педро ранил тебя в момент своего безумия, затерянный в иллюзии стремительной юности; но отец семейства, каким ты являлся, человек вдумчивый и осторожный, каким ты казался, не нашёл в своём разуме ни малейшего осколка братской жалости, чтобы простить его. Вот уже двадцать лет ты разливаешь вокруг себя яд гадюки в положении прожорливого шакала. Имея возможность обрести венки победителя вместе с Христом, ты предпочёл кинжал мести, присоединяясь к упорным злоумышленникам. Куда идёшь ты, сын мой, со своими презренными чувствами? К какой стене тревоги ты будешь прикован Божьей Справедливостью?

Крупные слёзы выкатились из глаз Сиприаны.

Камилло колебался между несгибаемостью и возвращением в нормальное состояние. Чрезмерная бледность покрывала его лицо, и, когда нам показалось, что он собирается произнести ответ наудачу, посланница обратилась к моему ориентеру, скромно прося его:

— Кальдераро, друг мой, помоги мне отвести их. Пойдём в дом Педро, где Камилло ответит на наши просьбы.

Мой компаньон не колебался. Повернувшись ко мне, он сказал:

— Наша сестра поведёт Педро своими собственными силами, но другого, ужасно отягощённый своими низкими мыслями и преступными намерениями, будет тяжело вести; мы вдвоём поведём его.

Предложив ему руку, Кальдераро справа, и я слева, я увидел, что пациент не реагировал; понимая, возможно, бесполезность всякого возмущения, он, не протестуя, дал повести себя.

Итак, мы быстро пришли. Несколько коротких минут спустя мы проникли в комфортабельный жилой дом, где какая-то женщина вязала в гостиной в сопровождении двух маленьких детей.

Домашняя беседа была нежной, чистой.

— Мама, — говорил самый маленький, — где Ненеко?

— Он ушёл на работу.

А Селита?

— В колледж.

— А Маркиньос?

— Тоже.

— Я бы хотел, чтобы «все» были здесь, в доме…

— Почему? — улыбаясь, спросила мать.

— Знаешь, мама, чтобы помолиться за папу. Ты заметила, вчера вечером, каким он был грустным и угнетённым?

Какая-то тревога промелькнула в глазах молодой женщины, которая, тем не менее, уверенным тоном ответила:

— Доверимся Богу, сын мой. Врач рекомендовал покой, и я убеждена, что Провидение нас услышит.

Она бросила свой мудрый взгляд на ребёнка и добавила:

— Иди поиграй, Гильерм, иди поиграй.

Но маленький Гильерм опустил свою правую руку на книгу в поисках букв, с мечтательным видом, словно догадываясь о нашем присутствии, когда женщина внезапно отложила своё вязанье, чтобы пойти поплакать в комнате, в одиночестве.

Взволнованные, мы наблюдали за этой сценой, когда Сиприана раздосадовано обратилась к Камилло:

— Продолжим. Действительно, наш друг лишил тебя физической жизни в то время, наработав таким образом болезненный долг; но разве голос этого малыша, преданного своей молитве, не трогает твой застывший дух? Это дом, который преступник Педро построил для нового Педро… Он до изнеможения работает здесь, чтобы исправиться в отношении Закона. Понимая ужасную ответственность, свалившуюся на него с тем ударом, который он бездумно нанёс тебе, он впряг своё тело и душу в беспорядочную и бесконечную деятельность, разрушая свои физические центры. После пятидесяти лет жизни в физическом теле он уже проявляет признаки дряхлости. Если он совершил серьёзную ошибку, то он сделал всё возможное, чтобы вновь подняться в благородной и полезной жизни. Он защитил свою преданную жену институтом брака, он дал приют пяти детям, стараясь направить их на благо с помощью честного труда и созидательных занятий. Без сомнений, Педро вырос в уважении своих друзей, он возвысился до положения материального достатка; на своём собственном опыте он теперь знает, что деньги не могут уладить фундаментальных проблем судьбы, и что высокое уважение, которого мы можем достичь в глазах других, не всегда соответствует реальности. Несмотря на льготы, заработанные в материальном окружении, он жил увечной, несчастной, печальной жизнью… Но даже так у него в своём кредите есть работа, реализованная с добрыми намерениями, признательность супруги, которая его возвысила, и молитвы пяти признательных ему детей.

А что сделал ты? Вот уже ровно двадцать лет, как ты лелеешь только одно намерение — уничтожить его. Ненавистное усилие было исключительной целью твоих разрушительных намерений. И сейчас твоё страдание рождается из желания мести. Стоит ли ему быть жертвой, принять святую пальму боли, чтобы так низко пасть на лестнице жизни?

Благодетельница сделала короткую паузу, посмотрела на него с сочувствием, и продолжила:

— Несмотря ни на что, Камилло, наше энергичное слово на этом алтаре не звучит приговором неподкупного судьи. Ты, прежде всего, наш брат, достойный нашей привязанности и любви, нашего искреннего уважения. Целью нашего посещения является желание помочь тебе. Возможно, ты откажешься от нашего братского союза, но мы верим в твоё обновление. Мы тоже, в своё время, были в том фатальном состоянии, куда ты сам себя завёл. Мы долгое время оставались в положении ядовитых гадюк, сконцентрированных на самих себе, ожидая случая уничтожить или ранить. Но Господь Всемилостивый научил нас, что истинная свобода — это та, которая рождается от совершенного подчинения Его высшим законам, и что единственно любовь имеет достаточную власть, чтобы спасать, возвышать и искупать. Мы все братья, подверженные одним и тем же падениям, мы все сыновья одного Отца… Поэтому не будем говорить с тобой как ангелы, но как человеческие существа, обновлённые в паломничестве к Высшим Небесам!

В её нежных и мудрых рассуждениях было столько чувства, что преследователь, ранее холодный и бесчувственный, разразился слезами. Несмотря на подобное