ли их было? Вот и сейчас сестрёнка скрупулёзно выбирала порченные зёрна, камушки и прочий мусор для завтрашнего ужина. А может обеда? Дров и так уже хватит на пару недель, а дольше здесь делать нечего.

— Зайца подстрелила, и немножко замёрзла. Твоя шубка хоть и неплоха, но до отцовского плаща ей очень далеко.

Эрио не впервые подтрунивала над поделкой сестрёнки. Не злобно, ведь Шель пришлось приложить очень много сил, чтобы сшить небольшие шубки зайцев и белок воедино. Вот только слепая не видела особой разницы между рыжим и серым, и вышедшая из-под её рук поделка даже у самой хозяйки вызывала смех. Пусть, зато в лютые морозы Кошку не так донимал холод, а варежки и носки вовсе помогли не лишиться пальцев.

— Да когда же тебе надоест?! Вон, ячменный, ещё тёплый!

Шелли затопала ножками от негодования и ткнула пальцем в накрытый кувшин. Эрио сняла лук, тетиву, колчан, и повесила на стену. Следом отправила туда же шубку с варежками, и скинула снегоступы. Подойдя к столу, она развязала ниточку на горлышке и скинула платочек. Носик тут же порадовал густой аромат жаренных зёрен, а тело взбодрил чуть горький напиток.

— Хья, как хорошо! Что бы я без тебя делала?

Подскочив к Шель, Кошка тут же обняла и приласкала её.

— Мёрзла и голодала, что же ещё?

Пробурчал Котёнок, наконец отложив работу.

— Точно-точно! Так что там у нас на ужин?

Внезапно Эрио почувствовала, как напряглась Шелли.

— Ш-ш, помолчи.

Сестра вскочила и побежала к выходу. Кошка бросилась за ней и сквозь открытую дверь наконец услышала то, чего так боялась. Шум толпы, обуреваемой слепой яростью, смешивался со скрипом неутоптанного снега.

— Хватай плащ и сумку, быстрее!

У них не было даже минуты, чтобы собрать всё полезное. Однако всё самое необходимое давно ждало своего часа. Пока Шель перекидывала сумку через плечо, Эрио схватила шубку, колчан и лук. Сестра справилась быстрее и уже отпирала дверь. Вечер почти вступил в права, оставались жалкие мгновенья, прежде чем мрак позволил бы остаться незамеченными, но удача явно оказалась не на стороне беглянок.

— Вон они! Лови ведьм!

Вскрикнул слишком глазастый священник, явно не утруждавший себя чтением их святых писаний. Толпа оказалась ближе, чем казалось Кошке, всего в полутора десятках метров. Но это всё пустяки, главное — добежать до деревьев. Там, в ночном лесу, сестёр никогда не поймают.

Бросив мимолётный взгляд на врагов, Эрио рванула вслед за более расторопной Шель. Внезапно Кошка ощутила толчок в спину, не смогла удержаться на ногах и зарылась лицом в утоптанный её же ножками снег. Боли она не почувствовала, но увидев развернувшуюся с полным ужаса лицом Шелли поняла, что ноги не слушаются.

— Беги, дурында! Беги!

К счастью, сестра оказалась так напугана, что подчинилась, побежала без оглядки, хотя в здравом уме точно сглупила бы. На этом хорошие новости для Эрио закончились. Она видела, как в сестру полетели дубинки, вилы, камни, но все они мазали, а значит с ней всё будет в порядке. Кошка перевернулась на спину, и с ужасом взглянула на изуродованные гневом лица. Руки со злым умыслом уже тянулись к ней, и Эрио без раздумий выхватила свой кривой кинжал.

Она просто размахивала им, что-то кричала, видела, как отлетели чьи-то пальцы, как брызнула кровь из раны на ещё одной руке, а потом голову разорвало от чудовищной боли. Кошка закрылась руками, и уже на них пришёлся новый удар. Потом они посыпались со всех сторон, словно она стала снопом, который злой крестьянин никак не может обмолотить. Эрио кричала, плакала, но удары не прекращались, даже когда опали изломанные ручки, когда плач захлебнулся, перешёл в булькающий хрип, когда она едва не обезумела от невыносимой боли.

Вдруг всё прекратилось. Кошку схватили за волосы, протащили несколько метров, и бросили на хрустнувшие ветки. Сквозь узкую щёлку опухшей глазницы она видела, как зажигаются факелы, как плохие люди бегут к лесу. А она могла думать лишь о том, как ей больно и холодно. Никогда прежде Кошка не мёрзла так сильно, чтобы ощущать, как леденеет кровь, словно сама жизнь покидала тело.

Боль не стихала ни на миг, но разум постепенно пробуждался, чтобы увидеть, как люди с факелами возвращаются с пустыми руками. Эрио булькнула, содрогнулась всем телом от вырвавшегося смешка — всё, на что хватило сил, чтобы выразить радость. А мерзкий святоша ни на миг не умолкал, рвал глотку в исступлении, не давая толпе прийти в себя. Был тут и Иохан. Его лицо сильно контрастировало с другими — он боялся. Искренне переживал, что отряд спросит с дураков. Но в это Кошка не верила.

Наконец, святой отец отнял у кого-то факел и подошёл прямо к ней. На свинной морде отражались странные эмоции, отдалённо напоминающие злорадство. Эрио хотелось хоть плюнуть на скотину, пытающуюся поджечь её вещи, но они оба остались неудовлетворены. Она только захрипела, а пропитанные потом и, наверное, кровью вещи никак не желали заниматься. Да и дрова, к которым прислонил факел, оказались слишком сырыми. Тогда боров в ярости метнулся в дом и вынес целую лопату горящих углей. Бросив их прямо под Кошку, он побежал за добавкой. После этого ожидающая толпа возликовала — Эрио стало чуточку теплее.

Она раз за разом содрогалась, выкашливая противную кровь. Ей казалась до невероятного смешной такая смерть. Даже всеобъемлющая боль и расползающееся по спине жжение не могли остановить припадок. Тогда, две зимы назад, огонь просто поприветствовал её, а теперь закончит начатое.

Главное, что Шелли цела, а тому, что осталось от Кошки, лучше обратиться прахом и уйти к предкам. Она честно старалась не попрать заветы отца, а значит ей найдётся местечко рядом с ними. Сквозь писк в уши пробрался далёкий плач, полный скорби — Шелли решила «увидеть» последние мгновенья сестры. И когда обида, печаль, и боль от жара хотели захлестнуть Кошку, внезапно стало так спокойно, легко, приятно. Это и есть смерть?

«Вас приветствует коммунистическая система 2.0

Вы были избраны для…»

Беснующаяся толпа и священнослужитель замерли в нелепых позах, когда перед глазами начали появляться незнакомые руны, смысл которых неведомым образом удавалось понимать.

«ТАК-ТАК-ТАК! ЧТО ЭТО У НАС ТУТ?»

В ушах зазвучал голос, от которого безразличие с визгом убежало, оставив ни с чем несравнимый ужас. Он звучал тысячей раскатов грома, грохотом рушащихся гор над головой, да расколись небо напополам и рухни наземь, это не показалось бы и вполовину так страшно! Глас предков вопил об неизбежности,