— Щас врач приедет, — браток сунул в карманмобильный и посмотрел на Льва. — У нас еще таких телок не было. С ними однипроблемы. Если она по всем показаниям рожать не может, кто же ее в нашу фирмунаправил? Нужно позвонить в Москву и поставить там всех раком. Не хрена намдерьмовый товар подсовывать! В конце концов мы за него нормальные бабки платим.Кто нам за неустойку ответит?!

Динка закричала и, взяв мою руку, положила еесебе на живот:

— Послушай! Мой сыночек живой. Он шевелится. Яего всегда любила, всегда. Даже тогда, когда решилась продать. Я ведь дажезнаю, какой бы он родился. На Пашку похож как две капли воды. Я ведь его во сневидела. Волосы черные, носик картошкой. Он мне сегодня приснился. Оленька, тыеще совсем молоденькая, у тебя здоровье хорошее, ты выносливая. Если ты своюдоченьку родишь, никому ее не отдавай. Ни под каким предлогом. Когда эти двоеотморозков зашли в мотель, я спала, а когда они в мою комнату зашли, я уже проснуласьи притворилась спящей. В общем, я их разговор подслушала. Наших детей никтоусыновлять и не собирался. Их в какую-то клинику на органы должны продать.Понимаешь, на органы.

Услышав последнюю фразу, браток ударил Дину вчелюсть и злобно произнес:

— Ты, сука драная, заткнись и моли Бога, чтобыдождаться врача для себя и своего выродка. Я смотрю, у тебя слух больнохороший, так ты у меня враз оглохнешь!

Но Дина будто не слышала его слов ипо-прежнему не убирала мою руку со своего живота.

— Жалко, что Пашки нет рядом. Очень жалко. Онтак ждет моего возвращения… Так ждет. Я только теперь поняла, не надо хвататьзвезд с неба, а надо довольствоваться тем, что есть. Ведь мы в последнее времябедненько жили, зато дружно. Понимаешь, дружно. Машеньке сказку прочитаем,спать ее уложим и сидим на кухне до глубокой ночи, чай пьем. Ведь я, дура, самасебя обманывала. Как можно жить на деньги, которые ты выручила за органы своегоребенка?! Это же хуже смерти! Мы с тобой обреченные. Если мне обратной дороги нет,то пусть я лучше умру вместе со своим сынулечкой.

Дина закинула голову, на губах показаласьпена. Перепуганный браток вновь достал мобильный и заорал что было сил:

— Петрович, хрен моржовый! Ну ты где?! Тутбаба уже сдыхает! Что значит выехал? Да пока ты доедешь, она сдохнет! Давайнитками шевели!!! Если она сейчас загнется, тебя уволят! Будешь опять напомойках отовариваться! Давай, сволочь, быстрее!!!

Он все кричал и кричал, жестикулируя ираздувая ноздри, но Дина уже ничего не слышала и не издавала ни звука… Онамгновенно пожелтела, глаза были уставлены в потолок. На ее лице застыли горькиеслезы и блаженная улыбка одновременно. Улыбка оттого, что где-то там, за тысячикилометров, ее ждали двое. Пятилетняя Машенька и поседевший Пашка. Смотрели телевизор,читали книги, завтракали, ужинали и создавали видимость того, что они живы… Насамом деле, они не жили… Каждый день, каждый час, каждую секунду они ждали.Ждали возвращения любящей жены и единственной мамочки… Ждала маленькаяМашенька, наряжая куклы в детском саду. Ждал Пашка, сидя в своей лаборатории.Он часто подходил к окну, смотрел на людишек, бегающих с грязными рыночнымитележками от базара к базару, растерянно пожимал плечами и непонимающе смотрелим вслед — Еще не высохли слезы, и лицо Дины по-прежнему было влажным.Последний раз шевельнувшись, неподвижно замер и ее огромный живот. Наверно, таки нерожденный сыночек последовал примеру своей мамочки, почувствовал, что вданной ситуации лучше всего будет уснуть навсегда.

Я не помню, как из комнаты уносили Дину. Ядаже не помню, как меня привезли в какую-то клинику для беседы с психологом. Впамяти всплывают лишь какие-то обрывки. Психолог не знал ни единого словапо-русски, нам приходилось общаться через переводчика. Я отвечала на вопросы,значения которых совершенно не понимала, и думала только об одном — о том, чтосказала мне Дина перед смертью. Моего ребенка продадут, чтобы использовать какдонора для пересадки органов. Я гладила свой огромный живот который мнестановилось все тяжелее и тяжелее носить, и чувствовала безграничную любовь ижалость к еще неродившейся доченьке… Я даже пыталась представить, какая онародится и на кого она будет похожа. Динина смерть заставила меня взглянуть навсе совершенно другими глазами. Я больше не испытывала ненависти и злобы ксвоему внезапно исчезнувшему жениху, не вынашивала планов мести. Я вспоминала онем с благодарностью, потому что он подарил мне маленькое чудо, которое яполюбила больше жизни и которое я никому и никогда не отдам. Я представлялабессонные ночи, которые мне должна подарить моя доченька, и улыбалась блаженнойулыбкой. Я буду носить ее на ручках, петь колыбельную и рассказывать сказку,где добро побеждает зло, где живут хорошие люди, ходят друг к другу в гости,пьют чай и создают только доброе, чистое, вечное.

Я буду кормить ее только грудью, потому чтоматеринское молоко самое полезное, самое необходимое. Поначалу нам будеттрудно. Я пополню огромную армию матерей-одиночек, но мы будем вместе иобязательно будем счастливы. Я улыбнулась, в который раз погладила свой живот иподумала, что я назову свою доченьку Диной.

— Почему вы улыбаетесь и гладите свой живот? —спросил меня переводчик. — Врача это очень беспокоит.

— Потому что я люблю свою доченьку, —произнесла я ласковым голосом и вновь улыбнулась.

После пятиминутного совещания мне вежливопоказали на входную дверь. За дверью стоял Лев и вертел в руках увесистуюсвязку ключей. Как только мы сели в машину, я вцепилась в своего гида илихорадочно заговорила:

— Левушка, миленький, я очень тебя прошу, я тебяумоляю, родненький, помоги мне вернуться обратно. Христом Богом заклинаю,помоги! Дай мне денег на обратную дорогу. Я как приеду, рожу, немного сребеночком посижу, а затем устроюсь на работу, начну зарабатывать. Я все тебедо копеечки отдам!!!

— Куда ты собралась?! — Лев чуть было непоперхнулся.

— В Россию, Левушка, в Россию. Отправь меня,пожалуйста, домой. Ну, пожалуйста! Я нее знаю, ты хороший парень, ты добрый, ятебе по гроб жизни обязана буду!

— Ну совсем дура!

— Левушка, я своего ребеночка никому не отдам.Это мой ребеночек, понимаешь, мой.

— Твой?!

— Мой, — жалобно заскулила я. — Только мой иничей больше.

— А чем ты раньше думала?!

— То, что не головой, это точно. Это былаошибка, ужасная ошибка, но ведь еще не поздно все исправить. Еще не поздно!

— Поздно. Отцепись от меня. Нам пора ехать.