— Пора совершать намаз! — крикнул ему кто-то.

— Да меня чуть не задержал этот рог. — Омардада выпил и быстро вышел на веранду.

Отсутствовал он недолго.

— Что, моя очередь не подошла? — спросил Омардада, снова появившись за столом.

— Не разрешайте ему так много пить, — просила Халун. Она принесла большую миску курзе.

— Халун, твое место у очага, управляй кастрюлями! — с нарочитой суровостью крикнул Омар.

— Правильно, Омардада, почему она распоряжается! Вот и этот кубок твой! Выпей да расскажи нам, как ты укротил жену!

— Оставьте его, пожалуйста, — просила Халун. — Он сейчас как река в половодье — не остановишь. И так выпил немало.

— Она не любит, когда я про нее рассказываю, — усмехнулся Омардада.

— Лучше, правда, поговорим о другом, — вмешался Сайгид, старший сын Омардады.

— А ты, мамин сынок, помолчи! Теперь назло вам расскажу. Как я на ней женился — все знают. Хотя сила у нее была лошадиная, работать она не любила. Двигалась медленно, ни за что не болела душой. Хоть и трудно было, приучил ее понемногу… А после рождения сына вижу — опять работать не хочет, сидит целые дни со спящим ребенком на руках. Я говорю: «Вот сейчас, когда сын спит, самое время заняться хозяйством». Подобно тому как полный кувшин не принимает больше воды, так и она не слушала меня. Крыша протекает, в сарае нет сена для коровы, а ее это не беспокоит. Халун решила: «Родила я сына, надела мужу на шею ярмо, никуда он теперь не уйдет».

— Хорошо ты поешь, мой горный орел Омар, — с улыбкой сказала Халун, подавая гостям плов.

— Теперь-то ты стала разговорчивой! Сыновья выросли — защитники, — продолжал Омардада, беря кусок мяса. — Ну вот, пришло в ветхость мое хозяйство, я думаю: «Нет, так не пойдет», — и стал поглядывать на самую богатую и красивую вдову в ауле. Что же вы думаете, мою Халун будто подменили. Раньше приходилось раз десять ее будить утром, а теперь, пока я сплю, она уже два раза к роднику за водой сбегает. А как она меня стала кормить! Все ходит за мной и спрашивает: «Чего бы ты съел? Что тебе приготовить?» Я ее за что-нибудь ругаю, она отвечает: «Правильно ты говоришь, мой сокол, я в следующий раз сделаю, как ты хочешь».

— Молодец Халун! Похоже, что не он тебя, а ты его укротила, — засмеялся мой отец.

— Не знаю уж кто кого, но в доме все заблестело. Крыша перестала протекать, сена у скотины вдоволь, кизяки складывать некуда…

— Вот за это выпить надо, — предложил Газимагомед.

— Расскажи теперь, Омар, как тебя жулики обласкали в Махачкале, — лукаво улыбнулась Халун.

— Время жуликов прошло! — И Омардада что-то начал напевать, стараясь заглушить слова жены.

— Когда говорят о тебе — «время прошло», а когда обо мне — «время настало».

— Расскажи, Халун, сама, я об этом никогда не слышал, — просил Газимагомед.

Омардада приложил ладонь к уху.

— Вот видите, когда неприятный для него разговор, он подставляет глухое ухо, — заметила моя мать. — Ну что ж, рассказывай, Халун!

— Нет, уж лучше я сам, — решительно заявил Омардада, снова развеселившись. — Был я тогда совсем молодым. Женились мы с братом, как вы все знаете, поспешно — ничего не было подготовлено. Отец послал меня в город продать быка и купить невестам подарки. За быка я выручил много денег, спрятал их в карман и пошел по магазинам. А от меня не отставал какой-то жулик. «Не на того напал, меня не проведешь», — думаю я. Ничего я в тот день не купил и в сумерках возвращался ночевать к кунаку. Вдруг слышу крик — мальчишка лет десяти кинулся ко мне: «Дядя, дядя, спаси меня!» За ним гнались двое. Он бросился ко мне на шею, крепко обхватив ее руками. Ногами я отбивался от бродяг. Они, наконец, оставили ребенка и убежали. Мальчик мгновенно отскочил от меня и тоже убежал. Потом долго ругал я себя за доверчивость, но что делать. «Когда дождь тебя вымочил, поздно надевать бурку». Так побывал я в городе, обогатив жуликов.

— Ишь, как они все разыграли… — начал Газимагомед. В это время дверь распахнулась. В комнату вошел Жамал, в руках у него был ягненок.

— Ассалам алейкум! Ахмед, ты тайно от друзей решил праздновать рождение сына?

— Валейкум салам, Жамал, входи, будь как дома, — сказал отец незваному гостю.

— А что, мы должны были глашатая нанять, чтобы эту весть разнести по аулу? — вызывающе спросил Омардада.

Жамал, не взглянув на старика, направился прямо к люльке.

— По старому обычаю, ягненка полагается зарезать над новорожденным! — Жамал вытащил из-за голенища нож.

— Прошу тебя, не режь ягненка! — крикнула мама, зажмурив глаза. — Не всякий старинный обычай хорош!

— Ягнята для того и на свет появляются, чтоб их резать. Нет на свете мяса вкуснее. — Жамал поднял ягненка над люлькой моего брата.

Тут вмешался Омардада.

— Ты даришь ягненка сыну друга. Пусть останется живым. — Старик взял его из рук Жамала.

— Ну что же, пусть растет, — неожиданно согласился Жамал, пряча нож.

— Вот и хорошо! Спасибо за подарок. — Отец усадил гостя за стол.

Жамал выпил бузы за здоровье Магомед-Жавгара. Потом снова вынул нож.

— Пусть останется живым, но пометить его надо, — он зажал ягненка между ногами. — Какое у твоего скота тавро, Ахмед?

Отец рассмеялся.

— Какое там тавро, у меня нет ни одного барана!

— Слыхал слово хозяина? — крикнул Омардада. — Если уж хочешь непременно пометить — срежь уголком правое ушко. — И добавил, прищуривая глаз: — Можешь отрезанное ушко себе не брать — твое везение к Ахмеду все равно не перейдет. Он баранов не разводит.

— Недаром, Омардада, говорят, что глаз ближе уха. Предусмотрительным быть не мешает. — Жамал продел сквозь отрезанный кончик ушка нитку и, как талисман, повесил себе на шею.

— Зачем это? — тихо спросила мама у Халун.

— Таков обычай. Хозяин оставляет себе клочок шерсти или кончик уха, когда дарит овцу или ягненка. Считается, что это спасет от разорения.

— Прожила полжизни, а не знаю никаких обычаев и обрядов, — пожала плечами мама.

— Наполняй! Наполняй! — Жамал протянул тамаде кубок. — Жамал вынослив. Он умеет и много пить и хорошо работать! Выпьем на этот раз за дружбу! Нет на свете ничего драгоценнее честного друга! Выпьем!

Все поддержали тост Жамала. Поднял свой рог и Омардада, но, пока подносил к губам, многозначительно хмыкнул. Он заметил, что Газимагомед не допил своего бокала.

— Дорогой тамада! — крикнул Омардада через стол. — Если тебя выбрали, надо смотреть по сторонам. Тут предложен такой замечательный тост, а твой сосед не поддержал его до конца! Быть тамадой — не семечки грызть. Тамада должен, если