— Наверное, хочет, — сказал Омардада. — Это дело его совести. Мой отец учил — на добро отвечать добром, а на зло — тем более. Я как-то в молодости возвращался из города пешком и решил остаться в ближайшем ауле переночевать. Встречаю своего кунака. Обрадовался я, вот-вот он пригласит меня домой. Кунак мой улыбается, говорит о том о сем. Вдруг, смотрю, он свернул в сторону так же неожиданно, как и появился на дороге. Отец, выслушав мой рассказ, только улыбнулся. А когда мы на базаре встретили этого кунака, отец насильно затащил его к нам. Зарезал барана, пригласил соседей. Кунак после этого мне в глаза смотреть не мог!

— Меня никто никогда не пытался подкупать! Как Жамалу пришло в голову сунуться ко мне со взяткой! — Отец, хлопнув дверью, вышел в другую комнату, а мама показала Омардаде деньги под тряпицей.

— Я не сказала Ахмеду, — прошептала она, — не стоит и тюрьмы этот Жамал!

Омардада рассматривал деньги на свет.

— Фальшивых он не принесет, — сказала мать.

— Разве в этом дело! Видишь, Парихан, на каждой бумажке поставлен крестик.

— А это еще зачем? — удивилась мама.

— Если бы вы приняли деньги, пришло бы письмо в милицию. У вас произвели бы обыск и нашли деньги с крестиками.

— Что ты говоришь?! — только и могла вымолвить мама.

— Я знаю, что говорю, — сказал он, просматривая сторублевки. — Беги, Патимат, позови Жамала, а ты, Парихан, положи все как было!

Жамал был не один. С ним за столом сидел незнакомый мне человек. Они выпивали.

— Омардада зовет тебя к нам, — сказала я.

Правая щека Жамала начала дергаться. Он побледнел, потом покраснел.

— Отец дома? Кто у вас еще? — спросил он, вставая со стула.

— Никого. Омардада просил тебя позвать.

— Ты хорошая девочка, возьми себе конфет.

— Не надо, у нас их сколько хочешь! — ответила я гордо.

— Я не утверждаю, что у вас нет. Возьми!

Увидев в руках у отца конфеты, подбежала его маленькая дочь. Горящими глазенками смотрела она на цветные бумажки. Жамал строго нахмурил брови, и она молча забилась в угол.

Мне пришлось взять гостинец — так испугали меня злые глаза хозяина дома.

— Ассалам алейкум! — Жамал вошел улыбаясь и как ни в чем не бывало протянул руку Омардаде.

— Валейкум салам! — отозвался Омардада, крепко сжал руку Жамала и усадил рядом.

Из своей комнаты вышел отец. Он был мрачен.

— Как дела, Ахмед? — спросил Жамал. — Ты нездоров?

— Мне еще не хватало твоего сочувствия!

— А что, Ахмед, я сделал такого?!

— Вот это. — Отец ударил по ведру ногой.

— Слыхал ты, Омардада, что говорит Ахмед? Я накачал много меда. Что, я своих друзей не могу угостить?

— Возьми свои ведра и отправляйся туда, откуда пришел!

— Да вы что, в самом деле! — засмеялся Жамал, разводя руками.

— Бери! Бери! Не так я хотел вернуть твое подношение, да жена пожалела твоих детей.

— Если так, я возьму. — Жамал старался улыбаться, но щека у него дергалась. — Я ничего плохого не думал.

— И мы бы ничего не думали, ты сам заставил. Мы же на работе виделись. Почему ты пришел с подарком, когда меня дома не было?

— Все ясно, Ахмед. Не тяни разговор, как резину. Жамал, наверное, понял, что мы не хотим пачкаться. — Омардада открыл дверь Жамалу, сам вышел следом. За ними побежала и я.

— Мы видели твои деньги, Жамал, но ничего не сказали Ахмеду. Напомню тебе поговорку: «Не вызывай огонь на соседа, сам в нем сгоришь!» — сказал Омардада.

— Напрасно вы все так расценили. — Жамал поспешно сбежал с лестницы.

— Шапки носят многие, но не каждый в шапке — мужчина! — с этими словами Омардада вернулся в дом.

Ранняя весна. Все напоминало о приближении горячей поры. На поля возили навоз. Солнце изо всех сил старалось растопить подмерзшую за ночь землю.

Мама доила корову во дворе. Толстые нити ударялись о дно кувшина.

Я играла с теленком, на его коричневом лбу ярко белело пятнышко — будто полумесяц упал с неба, да так и остался, — а на кончике хвоста собрались нерастаявшие снежинки.

— Мама, налей мне, — попросила Нажабат и протянула кружку.

— Подожди, пока я кончу доить! Нет у тебя терпения!

— Почему, Парихан, ты не даешь молока моей дочке? — спросил отец. Он вошел во двор с Абдулазизом.

— Налей ей сам! — Мама поставила кувшин на ступеньки лестницы, вытерла руки фартуком и поздоровалась с гостем.

Мы с мамой загнали в хлев корову и теленка и вошли в дом. Отец и Абдулазиз о чем-то спорили.

— До каких пор ты будешь таким упрямым? — возмущался гость.

— Против совести я никогда не шел и теперь не пойду, — отвечал отец, прохаживаясь по комнате.

— Если ты захочешь, то найдешь тропинку, Ахмед. Каримулаг — брат Жамала. Надо помочь…

Отец остановился перед Абдулазизом и посмотрел ему в глаза.

— Ты хочешь, чтобы судили ни в чем не повинного Асадулага?

— Коней ведь нашли в его хлеве. — Абдулазиз многозначительно улыбнулся.

— Нет, Абдулазиз, я на обман не пойду. Не для того народ мне доверил эту работу. Парихан, мы не договорили еще, выйди с ребятишками. У нас здесь мужской разговор.

Скоро мы услышали, как за Абдулазизом захлопнулась дверь.

Мать и отец проговорили до поздней ночи. Отец в чем-то убеждал маму, что-то ей доказывал.

На другой день мама с особенным нетерпением ждала возвращения отца. Она то выбегала на веранду — посмотреть на дорогу, то входила в комнату, старалась заняться делом. Отец пришел поздно.

— Ой, какой ты бледный, ты не болен? — испуганно спросила мать.

— Тебе все кажется, что я больной. Нет, дорогая, я здоров.

— Ну, как суд?..

— Из плохого хорошего не вытекает. Присудили ему пять лет.

— Пять лет! Так много!

— Каримулаг украл коней. Если украдут у меня — одного человека обманут, а если у колхоза, то страдают сотни людей. Я ничем тут не мог помочь…

— Лучше бы у тебя была другая работа, — сказала мама, накрывая на стол.

— Да, да, Парихан, на свете много «лучше бы»! О, я совсем забыл, Абдулазиз вернул нам долг.

Отец вытащил из кармана гимнастерки три бумажки.

— Он, должно быть, обиделся на тебя, потому и вернул так быстро. — Мама взяла у отца деньги. Вдруг она вскрикнула. Ее пальцы теребили угол сторублевки. Я увидела на бумажке крестик…

Как отец ни добивался: «Что случилось?» — мама молчала. «Значит, так надо», — решила я.

…Через два дня мы начали пахать свою делянку, а отец поехал в командировку. Утром следующего дня его привезли мертвым.

…Люди нас жалели…

— Ой, какая беда! Что