Нинель Митрофановна, скорей всего справившая несколько леттому назад пятидесятилетие, зарделась и пробормотала:

– Ах, ерунда, я детективчики обожаю, Маринину, Полякову…

– Значит, угадал, – сиял Кешка, – у вас великолепный вкус,сам увлекаюсь. Еще кофе? По-моему, лучше со сливками.

– Ой, нет, – кокетливо прищурилась Нинель, – слишкомкалорийно, нужно думать о фигуре!

– Вам нужно о ней забыть, – источал мед Аркашка, – то, чтовеликолепно, не может стать еще лучше.

– А вы комплиментщик, – заулыбалась Нинель, – так и быть,капните сливок.

– Кто, я? – ворковал Кеша, пододвигая даме жирное печенье. –Я всегда говорю только правду, одну лишь правду и ничего, кроме правды.

Я вздохнула, глядя, как сын усиленно льстит«санэпидстанции». У французов есть такое выражение: «Врет, как адвокат».

Дверь кабинета распахнулась. С Хучем на руках влетелаАллочка. Осторожно положив мопса в кресло, она протянула Нинель пакетик. Тазаглянула внутрь.

– Ладно, мне пора. Ершики в туалеты купите.

– Без проблем, – заверила, сверкая глазами, Аллочка, – приобретемсамые лучшие.

– Приду через месяц и проверю.

– Будем ждать, – сияли мы улыбками, – с радостью.

Аркашка встал.

– Я в ГУИН, могу вас подвезти, если в центр собрались.

– Очень мило, – прощебетала Нинель, и они ушли.

– Гюрза потная, – вздохнула Аллочка и шлепнулась в кресло.

– У змей нет потовых желез, – машинально сообщила я.

– А у этой есть, – не согласилась заместительница. –Господи, как они мне надоели, побирушки.

– Мы сами даем!

Алла всплеснула руками:

– Прикинь, что начнется, если откажем. Со света сживут!

Я вздохнула и ничего не сказала.

Ровно в полдевятого я влетела в кафе «Лира» и тут толькосообразила, что совершенно не знаю, как выглядит женщина, жаждущая получить отНади тысячу рублей. Можно было крикнуть:

– Дина, вы где?

Но я не стала так поступать и оглядела зал. Он былпрактически пуст. За двумя столиками сидели хихикающие парочки, едва вышедшиеиз тинейджерского возраста, а у стены тосковала девица лет двадцати восьми.Решив, что она больше всего подходит на роль подруги Нади, я подлетела к столуи сказала:

– Дина, здравствуйте.

Девушка оторвалась от торта и хрипло сказала:

– Я не Дима, я Валера.

– Простите, – пробормотала я, – ошиблась.

– Бывает, – миролюбиво согласился парень и, тряхнувмелированной гривой, принялся спокойно доедать торт.

Я села за свободный столик и вздохнула. Надо же, как глупополучилось. Впрочем, любой бы на моем месте решил, что перед ним девушка.Крупные локоны юноши выкрашены в розовый, золотой и голубой колер, в ушахсережки, глаза подведены, и на тарелочке кусок торта со взбитыми сливками… Иэто мужчина?!

Не успела я раскрыть меню, как в зал вошла тетка, одетаяплохо, если не сказать бедно. На вошедшей была кофта с люрексом, вытянутаятрикотажная юбка и грязные сапоги-дутики, писк моды начала восьмидесятых годов.Остановившись на пороге, она принялась вертеть головой в разные стороны. Яотвела глаза. Погибшей девушке было от силы тридцать лет, а вошедшей теткеподкатывало к пятидесяти.

– Что желаете? – поинтересовалась официантка.

Я заказала кофе с пирожными и уставилась на вход в зал.Плохо одетая тетка уселась за соседний столик.

– Что желаете? – задала и ей вопрос официантка.

– Спасибо, ничего.

– Простите, – вежливо, но твердо ответила подавальщица, – ноу нас нельзя сидеть, не сделав заказ.

– Жду подругу, когда придет, тогда и возьму кофе.

– Пожалуйста, – согласилась официантка и отошла.

Я повернулась к тетке:

– Простите, вы Дина?

– Да, – настороженно ответила баба, – откуда вы меня знаете?

– Ждете Надю Колпакову?

– Ну…

– Она не придет.

Дина подскочила на стуле.

– Что происходит? Вы кто?

Я взяла чашку с кофе, пирожные и переместилась за ее столик.

– Вы кто? – нервничала Дина.

Я внимательно на нее посмотрела. Нет, она молодая, простосовсем не следит за собой. Волосы ее походят на позапрошлогоднее сено, кожа налице серая, плохо вымытая, косметики никакой, ни пудры, ни губной помады, нитуши. И пахло от дамы не слишком приятно: грязными волосами и несвежей одеждой.

Я открыла сумочку, вытащила две купюры по пятьсот рублей иположила перед Диной.

– Вот.

Пальцами с обломанными ногтями она схватила ассигнации. Нопотом одумалась и спросила:

– Да что происходит? Объясните, в конце концов. Надькасовсем заболела? У нее грипп?

– Наде очень плохо, – осторожно сообщила я, – вы ее подруга?

Дина кивнула.

– Наде очень нехорошо, – продолжала я, – хуже некуда.

– Ничего, – отмахнулась собеседница, – поправится, у неездоровья два грузовика, не то что у меня. Возраст у нас один, только я насквозьбольная, а у Надьки даже голова никогда не щелкает. Прямо странно, что ее вируссвалил, она последний раз соплями обвешивалась, когда в первом классе была.

– Вы учились вместе в школе?

– Ага, десять лет за одной партой просидели, – вздохнулаДина, – только я дура, а она умная.

– Ну зачем вы так про себя, – протянула я.

– Сделаем заказик, – прощебетала подлетевшая официантка.

Дина растерянно посмотрела на меня. Я ласково улыбнулась:

– Давайте выпьем за знакомство, я угощаю.

Девица повеселела.

– Ну капельку можно.