– Отлично, – затараторила я, – принесите нам коньяк, кофе,пирожные со взбитыми сливками.

– Какие? Хотите блюдо ассорти?

– Давайте.

Когда заказ прибыл, Дина набросилась на корзиночки итрубочки. Я никогда особо не следила за фигурой, она была у меня стройной отприроды, поэтому могу позволить себе слопать лишнее пирожное или тарелкумакарон с жирным соусом. Но проглотить четыре корзиночки, доверху набитыевзбитыми сливками, а потом, не поморщившись, приняться за эклеры, такое мнеслабо! Дина же недрогнувшей рукой переместила к себе на тарелочку пятое посчету пирожное и удовлетворенно вздохнула. Может, она настолько бедна, что неможет позволить себе купить сладкое и сейчас оттягивается за долгие неделивоздержания?

– Надька у нас умная-разумная, – болтала Дина, – впрочем, вынебось и сами про нее все знаете.

– Нет, – покачала я головой, – мы не дружим.

– Что же она вас с деньгами прислала?

– Давайте еще пирожных закажем? – Я быстренько решиласменить опасную тему.

– Лучше пирожков с мясом, – вздохнула Дина.

И то верно! Мадемуазель переела сладкого, и теперь еепотянуло на иную пищу. Появились пирожки. Проглотив три штуки, Динапробормотала:

– А вы отчего не едите?

– Аппетита нет.

– Но тут целых пять осталось.

– Ерунда.

– Можно, я их домой заберу?

– Конечно, дорогая. Кстати, хотите еще и пирожныхприхватить? Они тут всегда свежие и вкусные.

– Ну, – замялась Дина, – если только эклеры…

Я быстренько подозвала официантку, и на столике появилосьнесколько белых коробочек, аккуратно перевязанных бечевкой. Внезапно Динарасплакалась.

– Что случилось? – испугалась я.

– Это Надька вам велела надо мной поиздеваться!

– Господи, да что я сделала?

– Пирожные эти, – ткнула некрасивым пальцем Дина в сторонукоробочек. – Сказала небось, пусть почувствует себя униженной.

– Какой вздор! – вскипела я. – Просто мне показалось, чтовам понравилась выпечка, вот я и решила купить эклеры. Себе тоже закажу.

– Вы не представляете, – всхлипывала девушка, – какотвратительно быть нищей, считать копейки, одеваться в секонд-хэнде и постоянноэкономить на всем.

– Отчего же! Очень хорошо это знаю. Долгие годы ясуществовала на крохотную зарплату!

– Нет, не понимаете, – размазывала по лицу сопли Дина, –меня никто не уважает! Вот Надька деньги дала, да не сама привезла, а васотправила.

– Надя…

– Ой, не верю я в ее болезни! – взвизгнула «подруга». –Просто ей богатство в голову ударило! От денег у многих башку сносит. Знаете,откуда у нее все?

– Нет.

– Так сейчас расскажу, – оживилась она.

Я вздохнула. Все-таки люди крайне неблагодарные животные.Очень многие норовят сделать гадость тому, кто подал им руку помощи, а всезависть!

Однажды моя бабушка Афанасия со вздохом сказала:

– Дашенька, не зови к нам Катю Ковалеву.

Я очень удивилась. Афанасия всегда приветливо встречала моихподруг, кормила обедом и доставала из буфета остродефицитные тогда шоколадныеконфеты.

– Тебе не нравится, что у нее папа алкоголик? – с детскимпростодушием поинтересовалась я.

– Нет, – покачала головой бабушка, – Катерина плохаяподруга.

– Неправда, – с жаром воскликнула я, – Катька хорошая! Онатак меня жалела, когда десятиклассники портфель на шкаф запихнули.

Афанасия вздохнула:

– Маленькая ты еще, глупая. Не тот друг, что в несчастьепожалеет, а тот, что твоей радости порадуется.

– Не понимаю.

– Когда ты на катке руку сломала, как поступила Катя?

– Ну, – призадумалась я, – сочувствовала, а потом сказала,что мне даже повезло, целую четверть писать не придется.

– Ладно, – улыбнулась бабушка, – а когда вчера ты показалаей новое платье?

Я поморщилась.

– Сначала промолчала, а потом посоветовала не носитьплиссированные юбки, они меня полнят! Может, и правда не надо, а, бабуль?

Афанасия погладила меня по голове.

– Детка, больше всего ты похожа на весеннюю кильку. Простотвоя подружка завистлива, а между настоящими друзьями нет места для этогочувства.

Вот и Дина с трудом пыталась справиться с завистью, но таупорно поднимала голову, нашептывая ей:

– У Надьки-то все лучше, книжки ярче, игрушек больше.

Надюша и впрямь жила в более благополучной, чем Дина, семье.У Диночки имелась только мама, учительница начальных классов, папа исчез, когдадочери исполнился год, и с тех пор бедная мать выбивалась из сил, чтобы одеть,обуть и прокормить детей. К тому же, как истинный советский педагог, онасчитала игрушки глупой забавой, и у Дины на полочке сидели пластмассовый пупс ипотрепанный мишка. Книжки мама одобряла, но не все. Пушкин, Чехов, Тургенев –это да. Дюма считался отвратительным. И к одежде у нее были свои требования.

– Главное, чистота, – внушала она Дине, просившей джинсы, –светленькая кофточка, черненькая юбочка, и ты одета лучше всех.

Белый верх, темный низ в глазах мамы-педагога – это былалучшая униформа на все времена. Сами понимаете, что всяческая косметиказапрещалась, а в ванной, на бортике лежал кусок детского мыла.

– Шампуни портят волосы, – вдалбливала Анна Евгеньевна вголову дочери.

Потом, впрочем, иногда со вздохом добавляла:

– Да и дорогие очень.

Дина молчала, она давно поняла, что с матерью бесполезноспорить, это как против ветра плевать, тебе же в лицо и отлетит. Но, забегая вгости к Наде, Дина частенько мыла голову, выдавливая на ладонь изпластмассового флакона приятно пахнущую массу. Волосы после становилисьблестящими, пушистыми, легко укладывались. А попользовавшись мылом, Диночкаплакала. Шевелюра сбивалась в ком, пряди не желали распутываться, и на нихлежал какой-то серый налет.