В Париже вы не найдете даже двух семей, делящих однужилплощадь. Впрочем, это неверно. В столице Франции тоже существуют коммуналки,только их там называют «коммунами». Объединяются несколько студентов и снимаютквартиру. Арендную плату раскладывают на всех и живут в свое удовольствие:дешево и весело. В молодости даже приятно не спать до утра, а всякие мелочи,типа занятой соседом не вовремя ванной, совсем не тяготят. Впрочем, существуюти семейные общежития. Чаще всего там обитают хиппи или люди, объединенныерелигией, – буддисты, кришнаиты.

От московских коммуналок эти поселения отличает только одна,зато глобально принципиальная, вещь. Семьи никто не селил вместе насильно. Онисами решили вести совместное хозяйство и в любой момент могут, собрав вещи,детей и домашних животных, съехать в другое место. Поэтому в коммунах редковозникают ссоры на бытовой почве. Там не ругаются, кому мыть туалет иликоридор, не подсыпают друг другу соль в суп и не обижают чужих детей. Там кипятстрасти по иным поводам. Ну, к примеру, кто главнее, Будда или Христос? Стоитли употреблять наркотики, и как избавить мир от СПИДа.

В парижской коммуне жить забавно, в московской коммуналкежутко. И чаще всего люди, понимая, что от ненавистных соседей никогда не избавиться,пускаются во все тяжкие, портя жизнь окружающим. Каких только «приколов» нерассказывали мне в свое время подружки, вынужденные делить кухню с другимибабами! Поверьте мне, вынутая из западни и засунутая в сахарницу к соседям мышьне самая омерзительная затея. Впрочем, справедливости ради, следует отметить,что в некоторых коммуналках устанавливаются семейные отношения, но это скорейредкое исключение.

Значит, Надя Колпакова тоже из несчастных, вынужденных мытьместа общественного пользования по графику. Я добралась до второй квартиры ивздохнула. Нет, Колпакова живет одна.

Створки были обиты элегантной темно-вишневой кожей, а ручкаосталась бронзовая, явно старинная, очень подходящая по стилю к чугуннымперилам и ажурным прутьям.

На звонок никто не отвечал. Все ясно, Надежда на работе.

Я вздохнула и, сев на подоконник, принялась рыться всумочке, разыскивая сигареты. Удивительное дело, какого бы размера ни купила яридикюль, вещи мигом пропадают в нем, как в черной дыре. Звонящий телефон ищу бесконечно,а когда наконец его вытаскиваю, он, как правило, уже молчит. Теперь,пожалуйста, куда-то подевались «Голуаз». Курить хотелось смертельно, чтобыускорить процесс поисков, я вытряхнула содержимое сумки на широкий подоконник иувидела связку ключей погибшей. На колечке болтались длинная узкая палочка сзазубринками и толстый «английский» ключик. Имелся и брелок, большая цифра 2.

Неожиданно в моем мозгу что-то щелкнуло, я сгребла вещи всумочку, подошла к двери и ткнула палочкой со штырьками в небольшое круглоеотверстие. Через пару секунд она открылась, и я вошла в темноватое помещение.

Пахло тут, как в оранжевых «Жигулях», сладкими духами, явнодорогими, но мне незнакомыми. Я осторожно нажала на выключатель, под потолкомвспыхнула большая старинная люстра с колпачками из синего стекла. Мрачно, ностильно. Так же необычна, но очень элегантна оказалась и вся обстановка.

Вопреки ожиданиям тут было только три комнаты, правда,большие, просторные, в каждой имелось по два окна. Уже через десять минут сталоясно: Надя Колпакова обитает одна. В ванной, в стаканчике тосковалаединственная щетка, на крючке висел розовый махровый халатик, а полочка подзеркалом была забита исключительно косметикой. Никаких лосьонов после бритья имужских дезодорантов, никаких детских вещей и игрушек.

На огромной кухне в шкафчике стояли крохотные, почтикукольные кастрюльки, и я окончательно убедилась: Надя живет, вернее, жилаодна. Имеющая семью женщина купит себе под суп трехлитровую «тару».

Я была почти уверена: это Надежду нашли в железном шкафчике.Не знаю, откуда у меня появилось это ощущение, но оно превратилось вуверенность, когда в спальне, на тумбочке возле шикарной кровати из красногодерева, я обнаружила пакет с фотографиями, явно недавно принесенными из«Кодака».

На первом снимке улыбалась миловидная блондинка с голубымиглазами. И это была та самая несчастная, найденная в неестественной позе враздевалке книжного магазина. Я не видела лица убитой, но хорошо запомнилаодежду: ярко-зеленый пиджачок и брючки цвета солдатской гимнастерки. Приветливосмотрящая в объектив девушка была одета именно таким образом.

Я села на кровать и уставилась на фото. Вот оно как!Погибшую звали Надя Колпакова. А при чем тут паспорт на имя Дарьи ИвановныВасильевой?

Не успела я поразмышлять на эту тему, как раздался резкийзвонок. На тумбочке подпрыгивал телефон. Совершенно забыв, что нахожусь в чужомдоме, я моментально схватила трубку.

– Алло.

– Надька, – затарахтел высокий голос, – ну ты, блин, даешь,заболела, что ли?

– Да, – на всякий случай осторожно сказала я, –простудилась!

– Эй, Надька, это ты? – настороженно спросило сопрано. – Чтоу тебя с голосом?

Я быстро зажала пальцами нос и прогундосила:

– Что, что, насморк, а это кто?

– Я, не узнала?

– Нет.

– Ну ты даешь!

– Извини, только мне уши заложило от простуды, кто это?

– Дина.

– А-а-а, – протянула я, – привет, как дела?

– Совсем обалдела, – проревела собеседница, – я жду тебя ссамого утра! Если передумала нам деньги давать, так и скажи, нечего из менякретинку делать!

– Да нет, поделюсь с удовольствием. – Я решила не упускатьвозможности познакомиться с подругой Нади. – Извини, заболела, вот и не пришла.

– Ничего, – явно повеселела Дина, – главное, что дашь!

– Сколько?

Повисло молчание, потом собеседница осторожно спросила:

– Тебе совсем плохо?

– Ну, понимаешь, обпилась вчера всякой гадостью, чтобытемпературу сбить.

– Тысячу обещала.

– Долларов?

– Рублей! – заорала Дина. – Мы не ты, нам и сто рублейденьги.

– Хорошо, хорошо, – забубнила я в нос, – привезу, непереживай.

– Ты ко мне приедешь или я к тебе?

– Давай на нейтральной территории.

– Где?

– Ну… «Макдоналдс» на Тверской знаешь?