Распрощались через час. Девчонки уехали на Петроградку, а Саша отвез Рому домой, на Охту.

В понедельник вечером на паре Саня шепнул Роме в перерыве:

– Зря ты меня в субботу с собой взял. И вчера и сегодня – только блондиночка в голове. И не знаю, что делать… Хрень какая-то.

– Чувак, – с улыбкой ответил Рома, – у меня эти симптомы уже полгода.

– И как оно?

– Так себе…

– Чего делать будем?

– Пусть идет как идет.

И оно шло как шло. Свидания превращались в групповые посиделки, во время которых Рома мог и парой фраз не перекинуться с Мариной, зато, когда разъезжались, строчил ей страстные письма. И она отвечала. Недосягаемость объекта вожделения возросла в разы. Все чаще после работы Рома оставался с коллегами выпить по стаканчику шнапса, а по пятницам эти посиделки, бывало, доставали краешек утра субботы или всю субботу. Встречи с Мариной становились все более редкими, хотя из ее писем было ясно, что она по-прежнему очень заинтересована в нем. Иногда заскакивала за деньгами.

В одно похмельное сентябрьское воскресенье Рома осознал, что, пожалуй, надо что-то менять. Выйдя из туалета, направился на кухню достать холодное пиво и все как следует обдумать. Голос в его голове недовольно бурчал:

«Баба-то только бабло из тебя сосет. И все».

Он промолчал.

«Которое ты хрен знает как добываешь. Уголовочкой…»

Рома достал бутылку и полез за открывашкой.

«И пьешь непомерно. Воскресенье-то оставь сухим, братец».

– Чего предлагаешь? – спросил он вслух.

«Чайку выпей. Крепкого. Сладкого. С мятой».

– И все?

«Пока да».

А вот хрен тебе, подумал Рома злобно, откупорил бутылку и мгновенно осушил ее. И побежал в туалет. Его полоскало.

«Тоже мне гусар… – не успокаивался оппонент. – Желудок котенка не больше наперстка…»

– Я не котенок, – буркнул Рома и полез на полку за активированным углем.

«Но и не гусар», – пробормотал голос в ответ.

* * *

Ситуация тянулась, как ириска, и держала в напряжении, как финал чемпионата NBA. Подошла к порогу заключительная перед госэкзаменами сессия. Семь экзаменов. Сдаешь – выходи на госы. И сессия у Ромы полетела под откос. Пять из семи неудов. Феноменальная память давала сбои. Он взял учебный отпуск, заперся в своей однушке на Охте и стал готовиться к пересдачам. Материал действительно не шел. Он зубами вцепился в особенную часть уголовки и, потратив на нее пять дней, кое-как пересдал на три. На следующей неделе исправил еще две двойки. И, почти выпрыгнув из аудитории, довольный после пересдачи, наткнулся в ее плечо, ласково встретившее Рому ароматом от Йоши Ямамото.

– О, – улыбнулась Марина, – ты куда делся, отшельник?

Рома не сразу нашелся что ответить и после небольшой паузы ехидно спросил:

– А ты типа изгоревалась вся, да, милая? Учился…

– Пошли кофейку хлебнем…

– Пошли.

Болтали ни о чем, но ее глаза, жесты, улыбка, шутки вновь заполнили его почти до краев. И, доехав к часу ночи до дома, он зашвырнул конспекты подальше и полез в бар. Оппозиция в голове продолжала гнуть свою линию:

«Ну что, опять двадцать пять? У тебя еще два экзамена и две недели на все про все, а ты до часу ночи шляешься. Завершай то, что начал!»

– А что ты предлагаешь? Послать ее на три буквы и ехать учить коммерческое право?

«Как будто ты сможешь послать ее… Хлюпик. Интеллигентик. В попе ватка».

И так весь вечер.

Рома сдал оставшиеся хвосты и вытащил себя на госы. Один был сложнейший – государственное право, второй полегче – теория права. «Завершай, завершай, завершай», – трещало в его голове. Сдал оба. Первый – чудом. Защита дипломной работы оказалась формальностью, и к концу июля он оказался дипломированным бакалавром. Маринка осталась еще на годик, досдавать хвосты.

Встречались они все реже и реже. Потихоньку Рому отпускало. В конце года он встретил замечательную девчонку Ирку и влюбился по уши. Он написал Марине скромную смс, мол, встречи больше невозможны, и она пожелала ему удачи в ответ. Вскоре Рома съехался с Ирой. Иногда, разговаривая с Морозовым, по обрывкам фраз он понимал, что Саня встречается с Мариной, а может быть, они даже живут вместе, но не лез в эту тему с вопросами, изображая незаинтересованность. Саня же ничего не рассказывал, но и ничего не скрывал.

Потом женитьба, дети, бизнес увлекли Рому в другие миры. За много лет он ни разу не перекинулся словечком с Мариной, но иногда вспоминал с юмором тот опыт и то время. С Саней же общались часто, в основном по работе – частенько перекидывали друг другу дела. Тему отношений с Мариной тоже обходили стороной. Рома иногда пытался шутить, подкалывая обычно юморного Саню, но тот не всегда отвечал. Роман знал, что они все еще вместе, женаты, живут в частном доме в пригороде, детей вроде нет…

«Ты умка, – шептал кто-то в его голове. – Свел ребяток, амурчик хренов».

Спустя еще какое-то время, в июне, сидя у Ромы в офисе, прервав обсуждение иска о взыскании неосновательного обогащения, Саня обмолвился, что у них с Маринкой родился сын. Поболтали немного о детях. Рома был уже опытным папашей.

– А знаешь, когда родился? – спросил Саня, улыбаясь. – Угадай.

– Когда? В апреле? Первого?

– Седьмого ноября.

У Ромки по спине побежали мурашки. Это был день его рождения.

– Да, бывает, – нашелся он.

– Ага… Проводишь? – засобирался Морозов.

– Конечно. Конечно, провожу.

А в мыслях его снова зашипела змея: завершай, друг, завершай то, что начал…

К двум часам пополудни ситуация накалилась до предела. Ему казалось, что именно в эту минуту была достигнута некая точка кипения. Теперь напряжение должно пойти на спад. И оно пошло на спад. А потом вновь взлетело, с сообщением от Олеси:

«Митрофанов только что подписал постановление. Паша, срочно поезжай в управу».

И он полетел. Прыгнул за руль серебристого «туарега» и взвизгнул резиной в сторону Гончарной.

Мысли разбегались, как таракашки от включенного света. Не давали покоя слова Крушинского на отвальной.

– У каждого свое время нажать на тормоз. Вылезти из ракеты. Отдышаться. Мое наступило сейчас, – говорил тот.

Олеся начала вставлять ему шпильки, а Крушинский невозмутимо пил кофе и улыбался. А потом, когда расходились, сказал Паше в ответ на немой вопрос:

– Это знаешь как – будто свет зажгли, но никто никуда не бежит. Ни таракашки, ни слоны. И завидуешь сам себе.