– Ну, тогда да… Давай поищем поближе.

Аня обняла Макса, который хотел уже собираться на работу, и увлекла его на кровать. Пришлось чуть задержаться.

Около часа дня Макс в смешном костюме ролла с угрем раздавал скидочные листовки у нового ресторана «Киото». И, решив перекурить, прислонился к стене дома неподалеку от входа. Из ресторана вышел парень в черном костюме. Улыбнувшись, спросил у Макса:

– Привет. Перерыв?

– Ага, – ответил Макс и оценивающе взглянул на часы парня. Приличные.

– Хочешь подзаработать?

– Конечно. Че делать?

– Да почти то же самое. Только в другом месте. Вот мой номер. Звони в среду утром. Проведем инструктаж и после обеда работаем. Там же почта. На нее скинешь скан паспорта. Понадобится для доверенности. Пойдешь со мной на прием. Окей?

– Ага. Сколько дашь?

– Косарь.

– Годится. Возьми еще скидок.

Парень взял листовки и отправился к машине, а Макс повертел в руках визитную карточку, убрал ее в карман и зашел в ресторан выпить кофе.

Спал он в эту ночь немного.

Этот день я запомнил очень хорошо. Я все запоминаю хорошо. До мелочей. Вторник, восьмое сентября. Две тысячи пятнадцатый от Рождества Христова.

Рабочая неделя началась со звонка Люси Зыкиной, чиновницы земельного департамента. Люська – романтик и жизнелюбка – сразу сообщила, как мне повезло с ней. И что бы я без нее делал. Счастливчик! Только она могла так красиво обставить острую необходимость отката.

– Я тебе уже трех дала. Где ты там вошкаешься? Когда приедешь?

Действительно, за последнюю неделю от нее звонили трое клиентов, но до контрактов дело пока не дошло. Не торопились расставаться с деньгами. Я промолчал в трубку, а Люська продолжила, вздохнув:

– Еще один будет звонить. Бери в оборот. Не тяни. Целую.

Я и не собирался тянуть. И в мыслях не было. И вот с утра позвонил мужчина, представился Дмитрием и предложил встретиться.

Накрапывал мелкий дождик, а лучи солнца ласково поглаживали купол цирка Чинизелли. Я закрыл окно кабинета.

– Ну что, Владимир Васильевич, – спросил я своего зама, – а не пообедать ли нам в ресторане «Серебряный век»? Кухня настоящих поэтов. Что скажешь?

– Где это?

Никакого энтузиазма в голосе. Ни капли.

– Как – где… На Светлановском… Знаешь такой проспект?

– А поближе ничего нет?

– Люся подкинула каких-то деятелей. Настойчиво предлагают встретиться именно там. Как я понял, вопрос касается участка под рестораном. Совместим приятное с полезным. Что скажешь?

Владимир постучал по клавиатуре, отыскивая нужный адрес, и пробубнил, видимо, найдя:

– Азербайджанская кухня. Серебряный век, говоришь?

– А что, – отвечал я, – в Азербайджане, по-твоему, нет поэзии? Не было серебряного века? А Гусейн Джавид?

– Ладно, поехали, – хмуро ответил Василич. – Во сколько надо быть?

– К двум.

Приехали без пятнадцати. Устроились внутри. Снаружи все еще моросило. Ресторан уютно расположился на берегу пруда, в Муринском парке. В зале сидел лишь один посетитель, за столиком с противоположной стороны от нас, у камина: пожилой хмурый джентльмен. Мне стало смешно – уж очень понятие «джентльмен» не подходило к окружению. «Пожилой джентльмен с хмурым лицом сидел в азербайджанском ресторане „Серебряный век“ в Муринском парке и пил лимонную воду Perrier, разлитую где-то в районе Калининграда», – облек я мысль в более-менее приемлемую форму и засмеялся.

Василич, привыкший к таким поворотам, исподлобья взглянул на меня и прошелестел, кивнув в сторону «джентльмена»:

– Чего-то дедушка хмурится…

– Ну да, – ответил я. – Но заметь, ты тоже не светишься от смеха, как Олег Попов.

– Но и не хмурюсь, как будто проглотил вареную луковицу…

Я набрал номер Дмитрия – он был вне зоны доступа, а так как дело шло к двум, заказали обед.

Дмитрий приехал через полчаса. Мы уже доедали горячее. Он поздоровался с нами и направился прямиком к хмурому дедушке, который оказался его коллегой. Доев, мы пересели за их столик.

– У нас терраса лезет за границы участка, – дедушка кивнул в сторону пруда и еще больше нахмурился. Дмитрий тоже сдвинул брови.

– А участок в аренде? Или собственность? – я перевел взгляд с одного на другого.

За ответ взялся Дмитрий. Он очень интересно строил предложения.

– Собственность. Государственная. Городская. У нас – аренда. Да, Сергеич? – он скосил глаза в сторону дедушки.

– Да, – еще сильнее нахмурился тот. Я грешным делом подумал, что если он еще хоть чуть-чуть сдвинет брови, то его лицо трансформируется в нечто иное. В томиннокера из книжки американского короля ужасов.

– Это хорошо, – ответил я, опасливо поглядывая на брови пожилого джентльмена, – немного упрощает ситуацию. Оставляет ее в рамках правового поля. Это хорошо…

– Людмила вас дала. – Дмитрий решил обозначить формат сотрудничества. – Департамент за нас. Надеемся. Также и на умеренность. Деньги считают. Да, Сергеич?

– Да.

– А кто собственники-то? – я слегка зевнул, имитируя скуку.

– Ребята. Те же, что и на рынке. Как раньше. Договор с городом. На пять тысяч. А стоят на гектаре. Оградили все. Сдают торгашам. А здесь прикинулись. Южанами. Чтоб не подумали.

Впервые за все это время лицо дедушки приобрело нормальный вид, а потом расплылось в счастливой улыбке:

– Дима! Вечно ты всех запутаешь. Он говорит про северных…

Теперь нахмурился я. Как говаривал один наш клиент – девяностые никуда не делись, лишь немного приоделись. Это был как раз тот случай. Но ситуация выглядела несложной. Я обозначил хмурому дедушке сроки и цифры, и мы с Вовой двинули обратно в центр.

– Здравствуйте, реки вот такой ширины… – бормотал он, когда мы переезжали Неву. А я всячески отвлекал его:

– Ну что, Владимир Васильевич, как ты относишься к изменению границ уже сформированных земельных участков? Занятых террасами странных азербайджанских ресторанов?

– Отрицательно, – буркнул тот.

– А делать будешь? Поможешь людям? – улыбался я.

– А делать буду. Помогу.

Пионерской зорькой зазвонил лежащий на панельке телефон. Левая рука Володи торчала из открытого окошка «Патфайндера», дымя сигаретой, а правая лежала на рычаге коробки передач. «Оксана Битых», светилось на экране смартфона, который продолжа верещать. Василич, буркнув что-то матерное, выкинул только начатую сигарету и схватил телефон. Но там уже повесили трубку.