А самым удивительным было то, что к воспоминаниям об этойночи мы больше никогда не возвращались. Аглая сделала вид, что ничего непроизошло, я подыграла ей, и тема закрылась сама собой. И еще Ксоло! Чтобы хотькак-то ладить с лысой тварью, я прочла кое-какие статьи о ксолоитцкуинтли.Собаки этой породы так и норовят провести ночь в постели хозяев. Аглая поощряладурные наклонности Ксоло, она сама говорила мне об этом. А ту — единственную —ночь Ксоло провела со мной. Аглая вернулась в кабинет, а Ксоло осталась.

Это было нарушением правил. Она никогда не нарушила быправил, если бы не была так взволнована.

Было и еще одно нарушение: она оставила меня. Хотяпредыдущая соискательница места вылетела только за то, что один-единственныйраз оказалась подозрительно близко от дверей кабинета. А мне все сошло с рук.Интересно, почему?.. Может быть, она решила, что я услышала гораздо больше, чемя услышала на самом деле? И на всякий случай решила придержать меня?..

— Простите! — напомнил о себеРайнер-Вернер. — Я бы хотел, чтобы вы показали мне вот это… Если, конечно,у вас будет время…

Он расстегнул рюкзак, деловито покопался в его внутренностяхи протянул листок из блокнота. На листке четким готическим почерком быливыведены несколько адресов с довольно экзотическими комментариями.

1. Малый Татарский переулок, 4/1, флигель во дворе —пироманьяк (7 пожаров в административных зданиях, 35 погибших);

2. Ул. Василисы Кожиной, 2, центр “Ваш досуг” — детскоепорно (подпольная студия, продажа кассет в страны Западной Европы);

3. 2-я ул. Усиевича, 13, подвал — сатанисты (осквернениемогил, ритуальные убийства подростков не старше 15 лет);

4. Бульвар Матроса Железняка, центр госпитализации иперевозки рожениц, — врачи-убийцы (использование абортивного материала длямедицинских опытов, похищение младенцев)…

Далее следовало еще девять пунктов, но и первых четырех мнебыло достаточно. Я искоса посмотрела на потомка Зигфрида:

— Что это?

— Достопримечательности, которые мне необходимоувидеть.

У меня отвисла челюсть. А на то, чтобы водворить ее наместо, понадобилось несколько минут. После чего я робко спросила:

— Может быть, лучше начать с чего-нибудь.., менеедушераздирающего? С Красной площади, например? Или с храма Христа Спасителя?

Райнер-Вернер сразу же поскучнел:

— Да, конечно. О Христе Спасителе я как-то не подумал…

— Где вы раздобыли все эти ужасы? — Я напряглапамять, но ни одного громкого процесса, связанного с пироманьяком илисатанистами, не вспомнила (хотя по поручению Аглаи отслеживала все судебныеновинки). А врачи-убийцы стойко ассоциировались у меня лишь с почившим в бозеИосифом Виссарионовичем. — И кто вам дал такую информацию?

— Это моя работа. — Райнер-Вернер осклабился иявил мне клыки — непорочно-белые, как стены аббатства Св. Бригитты Шведской.

— Ваша работа? — изумилась я.

— Я перевожу русские детективы. Все эти места подробноописаны в книгах. Я хотел бы увидеть их воочию, получить, так сказать,эмоциональный заряд… Для переводчика это важно.

Я мысленно прогундосила осанну Аглае Канунниковой: до чегометресса никогда не опускалась, так это до использования в своих книгахабортивного материала.

Остаток пути до гостиницы я вполуха слушаларазглагольствования Райнера о брутальности русского детектива, а также о егоизлишней, почти клинической, физиологичности. Когда же такси притормаживало усветофоров, немец переходил к лирическим отступлениям. Из них я узнала, чтопапашка Райнера — der erhaben Mann <Святой человек (нем.).> и к тому жевладеет маленькой типографией в Нюрнберге. Что он на всю жизнь остался веренрусским женщинам (последняя русская жена оттяпала у папашки полдома, но этопустяки). И что сам Райнер написал исследование по русской же ненормативнойлексике. И теперь несказанно радуется, когда находит знакомые слова впереводимых им детективах (а радоваться приходится часто). Что с писательницейтакого калибра, как фрау Канунникова, он работает впервые, и это большая честьдля него (до сих пор Райнер-Вернер месил дерьмо одноразовых триллеров, хотя и вних находил свою прелесть).

Кроме того, простой, как пачка маргарина, бундес два разасрыгнул, три раза испортил воздух и непрестанно чесал в паху.

Когда мы (наконец-то!) подъехали к гостинице “Минск”, гдедля душки Райнера был заказан номер, свершилось то, что должно было свершиться:я его возненавидела.

И укрепилась в своей ненависти еще больше — после того, какон шепнул мне на прощание:

— Вы не подскажете, meine liebe <Дорогая (нем.).>Алиса, где я могу найти проститутку?..

* * *

…Я так ничего и не сказала Аглае о письме. Я просто сунулаконверт в нижний ящик стола и решила забыть о нем. Забыть получилось наследующий же день, когда в квартире Канунниковой нарисовался оглашенный немец.

Но до этого был еще тихий вечер с Аглаей.

— Ну и как вам этот гибрид платяного шкафа свибратором? — спросила она, стоило мне только переступить порог.

— Ужасно. — Я рассталась с Рабенбауэром не большесорока минут назад, и поэтому впечатления от встречи были особенносильны. — Вы собираетесь с ним работать?

— Вы. Работать с ним будете вы. Я, к сожалению, даже несмогу появиться в его обществе.

— Почему?

— Он смотрится как профессиональный жиголо. Даже если нанего напялить профессорскую мантию, усадить в инвалидное кресло и дать в рукивоздушный шарик. Все подумают, что Аглая Канунникова завела себе жеребца настарости лет. И предается порочным страстям. А у меня репутация.

А у меня, выходит, нет.

— Вы можете представить его как прототип героя вашейновой книги, — сказала я первое, что пришло на ум.

— Я не пишу порнороманов. Отдала их на откуп своимконкуренткам.

Я с тоской взглянула на Ксоло, вертевшуюся у ног хозяйки. Ивпервые почувствовала к мерзкой собачонке нечто вроде симпатии. Все познается всравнении, а после Райнера-Вернера любой твари можно выдавать нимб иподержанные крылья.

— Говорят, он неплохой переводчик. Прекрасно чувствуетязык, — утешила меня Аглая. — Особенно разговорный. Последние нескольколет специализируется на боевиках и триллерах. Легко обучаем. И к тому же —наполовину русский.

— Да. Он только не сказал, на какую именно половину.

— Думаю, на худшую. Ну, не расстраивайтесь, девочка. Увас еще будет время, чтобы расстроиться…

…Райнер-Вернер Рабенбауэр не уронил засаленного стяганемецкой пунктуальности. Он появился ровно в одиннадцать, распространяя вокругсебя запах мускусного ореха. Я было подумала, что прошедшую ночь мюнхенскийкозлик провел в объятиях негритянки, но все оказалось гораздо проще: запах шелот большого бумажного пакета, который Райнер-Вернер держал в руках. Из пакетавыглядывали фиолетовые листья какого-то растения. Листья самым безыскуснымобразом переходили в небольшие бледно-красные цветочки.