— Вы сошли с ума? — через секунду поинтересоваласьАглая, осматривая обнаженные корни деревца.

— Почти. — Я тяжело дышала.

— Что происходит?

— Вы не должны… Не должны были приносить его домой.

— Подите к черту.

— Я пойду. Но хочу предупредить вас. Вы не должныпринимать никаких цветов. Ни от кого. И не должны оставлять их в квартире.

— Она сошла с ума, Ксоло. — За неимением другихсобеседников Аглая апеллировала к собаке, которая пыталась лизнуть ее влицо. — Я приняла на работу шизофреничку с манией преследования.

— Пусть так… Но вы не знаете…

Путаясь и сбиваясь, я рассказала Аглае о письме, максимальносмягчив эпистолярные угрозы и опустив слово “сука”. Аглая терпеливо выслушаламеня до конца и рассмеялась.

— Так вот что вас взволновало, девочка? Покажите мнеего!

— Я… Я его выбросила. Невозможно хранить такую гадостьв доме.

— О чем еще я не знаю? — Аглая сменила гнев намилость. — Сколько их было, подобных писем?

— Одно. Только одно.

— Когда вы его получили?.. Подождите, попробуюдогадаться сама… Незадолго до того, как в доме появились желтые гвоздики, да?

Я кивнула головой.

— И вы решили взять на себя функции телохранителя? Явас недооценивала…

Неужели прибавит жалованье?

Но ни о чем подобном Аглая даже не заикнулась. Совсемнапротив, прочла мне лекцию о том, что каждый популярный человек должен бытьготов к такого рода неожиданностям. И что это — всего лишь необременительнаямзда. Копеечный билетик за проезд к станции под названием “Слава”.

— И вы даже не знаете, кто мог вам послать цветочнуюметку?

— Понятия не имею. Слишком изысканно, чтобы подозреватьпервого встречного. Может быть, коллеги по цеху забавляются…

— Коллеги по цеху? — удивилась я.

— Мы, деятели масскульта, люди тяжелые. Не самых лучшихдушевных качеств, уверяю вас. Чужая популярность для нас — кость в горле. Стоитпоявиться кому-то свеженькому… Кому-то, кто чуть лучше перелицевал сюжеты АгатыКристи… Или Чейза… Или красавчика Жапризо… И все. Конец карьере. Имя забыто. Аничего более тоскливого, чем забытый кумир, человечество не придумало.

— Так вы думаете…

— Лучше об этом не думать. — Аглая подмигнуламне. — И вообще скоро вы с ними познакомитесь.

— С кем?

— С моими коллегами по цеху. Под Питером намечаютсясъемки одной любопытной передачи… Вы едете со мной. Так что повеселимся.

Я едва не упала от удивления. До этого Аглая не выказываланикакого желания пастись на одном лугу с прочими авторессами, даже больше — всеее публичные отзывы о них были окрашены легкой брезгливостью.

— А цветы? Что делать с цветами? А вдруг это не пустаяугроза?

— Это пустая угроза. Не берите в голову.

— Но….

— Ничего страшного не случится… Ведь до сих пор же неслучалось, правда? Но если вдруг… Если вдруг я паду, пронзенная стреламимолодого бамбука, обещайте мне, что присмотрите за Ксоло…

— Глупости.

— Обещайте.

Я пообещала.

Я пообещала, и бонсай был торжественно установлен в кабинетеАглаи. Больше я его не видела.

Впрочем, Аглаю я тоже почти не видела: она заканчивалароман. Тот самый, который должен был явить широкой литературной общественностиновую Канунникову. Аглая почти не выходила из кабинета; иногда я и понятия неимела — дома она или нет. Ради последних страниц был заброшен даже кинотеатрик“КИНОЭТО-ПРАВДА24КАДРАВСЕКУНДУ” и наши воскресные в нем посиделки. Я не слишкомпереживала по этому поводу, тем более что теперь мне приходилось выдерживатьнатиск эмиссаров нескольких издательств. Эмиссары жаждали вырвать у строптивицыправа на издание романа.

Аглая только посмеивалась: она придерживала товар, чтобывпоследствии получить за него по максимуму.

— И как долго это будет продолжаться? — Я былаизмотана телефонными звонками и потому имела законное право на этот вопрос.

— Перенесем решение на начало следующего года, девочка.

— До начала следующего года я не доживу.

— Ничего. Съездите на съемки, развеетесь. Питер вашародина, кажется?

Надо же, она не забыла! Я была тронута. За неделю до нашегоотлета Аглае передали сценарий новогодней программы “Играем в детектив”, а ещеспустя четыре дня в Москве всплыл Райнер-Вернер. Немец привез только чтопереведенное “Такси для ангела” и теперь жаждал заключить договор на переводследующей книги.

Декабрьский Райнер оказался намного симпатичнееоктябрьского. И все потому, что предстал пред нашими очами в тулупе, валенках икосматой ушанке из собаки. Тулуп скрывал от посторонних глаз его глупую,чрезмерно развитую мускулатуру и слишком много о себе возомнивший пах. А ушанкаделала немца похожим на скотника с обветшалой колхозной фермы.

— Где вы достали эту прелесть, Райнер? — спросилау него Аглая.

— О, это подарок. Немцы из Казахстана, очень приличнаясемья. Натурализовались в Германии несколько лет назад. Я обучал их языку…

— Только не раздевайтесь, — шепнула я Райнеру,когда мы остались одни. — Так у вас будет больше шансов на договор.

— Вы думаете?

— Уверена в этом.

Немец отнесся к моим словам серьезно. Настолько серьезно,что даже кофе пил в тулупе, держа шапку на коленях. Он не настаивал на водке,не упоминал всуе паюсную икру, ни разу не срыгнул, трижды удачно пошутил, ещестолько же — мелко польстил “unbegre <Непостижимой (нем.).> фрау Аглае”,а в заключение добавил, что удовольствие, которое она доставила ему своим романом,может сравниться разве что с удовольствием от…

В этом месте Райнер на секунду замолк и закатил глаза.

"С удовольствием от группового секса со сборной посинхронному плаванию”, — мысленно закончила я.

— С удовольствием от Германа Гессе, фрау Аглая, ГерманГессе, надо же! Бедный ты бедный, не иначе, как с работой у тебя совсем тухло,если ты так цепляешься за эти переводы…

— Он тоже пишет детективы? — ревниво спросилаАглая.

Райнер-Вернер несколько озадачился, и, пока обдумывал ответ,Аглая выдала такое, что я чуть не свалилась со стула:

— У нас намечается маленькое приключение за городом,Райнер. Не хотите присоединиться?.. Мы чудно проведем время, обещаю вам…

…Зачем она позвала немца, о котором столь непочтительноотзывалась еще совсем недавно? Быть может, все дело было в сценариителепередачи? Я прочитала этот сценарий не единожды, но так и не смогла понять,чем же он прельстил Аглаю.