Этого она не переживет.

Быть может, потом, как-нибудь, при случае… Когда Канунниковуперестанут читать… Или когда саму Дашку начнут печатать… Но внутренний голосподсказывал мне, что ни того, ни другого в ближайшее время не случится.

— ..У меня здесь встреча. Маленькая встреча. На пятьминут. А после этого — Музей детектива, как вы и обещали. А потом…

Договорить Райнер-Вернер не успел. А я не успела дослушать.Потому что в поле моего зрения появилась… Дашка.

Только этого не хватало! И что она делает возле метро, ведьу нее же тачка! Появление Дарьи было таким неожиданным, что я не нашла ничеголучшего, как спрятаться за широкую спину дружественной нам Германии. И затихла.

У меня еще была слабая надежда, что Дашка пройдет мимо июркнет в метро (кто знает, может, бесшабашная “Мазда” скоропостижно скончаласьв пробках), но Дашка остановилась возле Райнера. Более того, Райнер нагнулся кней, и до меня донесся звук поцелуя. А потом и Дашкин голос:

— Держи свой рюкзак, дорогуша.

Я намертво приклеилась к широкому ремню Райнер-Вернера:слово “дорогуша” все объясняло. “Дорогушами”, еще с университетских времен,Дарья называла мужчин, с которыми спала. Но как ей удалось переспать стемпераментным куском баварской сосиски и — главное — откуда она выцепила его?

— Как насчет сегодняшнего вечера? — утробным басомпроворковал Райнер.

— Я занята, освещаю презентацию одной попсовой книги,но если ты хочешь… — многообещающим альтом проворковала Дарья.

— Хочу, — Райнер качнулся вперед, обнажая тылы, иэто неосторожное движение стоило мне подруги.

Дарья отстранила загребущие лапы немца и во все глазауставилась на меня. Дернула себя за нос. Открыла рот и снова закрыла его. Иснова открыла.

— Ты! — заорала Дарья, готовая броситься мне нашею. — Ты в Москве! А я-то ума не приложу, куда ты делась…

Она уже сделала шаг ко мне навстречу, когда тугосоображающий Райнер-Вернер ляпнул:

— Кстати, познакомься, это секретарь АглаиКанунниковой. Я говорил тебе…

Даже если бы пакостный бундес представил меня как самкуамериканского таракана Periplaneta americana — даже тогда на лице Дашки неотразилась бы такая гамма чувств.

— Ты?! Секретарша этой выскочки? — Видимо, не всилах переварить подобную новость, она повернулась к Райнеру-Вернеру. —Она?!

— Она. — Немец слегка опешил. — А вы знакомы?Дарья не удостоила его и взглядом. Теперь она смотрела только на меня.

— Значит, она. Секретарша. Цепная собака уклимактерички с причудами. Бледная поганка. Синий чулок. Целка-невидимка, какты изволил выразиться.

На немца жалко было смотреть.

— Я совсем не то… Ты не поняла… Это просто цитата изодной русской книги… Я цитировал… Die Shrecken! <Ужас! (нем.).> — Недоговорив, он схватился за голову.

— Заткнись! — синхронно сказали Райнеру мы сДашкой.

— Пристроилась? — ехидно спросила Дарья. — Икогда только успела?

— Успела. — Ссориться с Дарьей не входило в моипланы, но теперь я почувствовала приступ ярости. Целка-невидимка, надо же!

— Значит, подштанники уже не кроишь?

— Нет.

— Конечно, не кроишь. Ты теперь их стираешь. —Дашка расхохоталась, чрезвычайно довольная собой. — Или чем ты тамзанимаешься, секретарша?..

Закончив уничижительную тираду, Дарья бросила такое жеуничижительное “пока”, развернулась на сто восемьдесят градусов и двинулась кпешеходному переходу. Через несколько секунд баварское отродье пришло в себя идаже попыталось припустить за оскорбленной Дарьей, но вовремя сообразило, чтоАглая в моем лице — верный источник денег за перевод. А роскошная русская девушкаДарья — всего лишь интрижка на стороне.

— Мне так жаль, Алиса… Очень неловко получилось, —промямлило отродье.

— Да уж. — Я подождала, пока Дашка скроется впереходе. — Значит, бледная поганка? Синий чулок? И… Как это вы ещеизволили выразиться? Целка-невидимка?

Райнер-Вернер затряс пудовым подбородком.

— Нет-нет, что вы… Я был не правильно понят. Это цитатаиз русской книги. Я просто рассказывал вашей знакомой… Это ведь ваша знакомая,да?.. Я просто рассказывал ей о своей работе. И о той чести, которую мнеоказала фрау Канунникова…

— К вашему сведению… Я была замужем. Инеоднократно. — Здесь я явно преувеличила. В моем активе был лишь “Дервишвзрывает Париж”, вовремя сменивший меня на призовую лошадь ТамаруКонстантиновну. А также два неудавшихся гражданских брака — один длиной вмесяц, другой — в три дня.

— Я не имел в виду ничего дурного… Я просто счастливработать с очаровательной помощницей знаменитой писательницы…

— Это которая климактеричка с причудами? —уточнила я.

Райнер-Вернер умоляюще прижал руки к груди и принялся что-толепетать по-немецки. Потом снова перешел на русский. Как же он был мнеотвратителен!

— Я надеюсь… Что этот прискорбный случай.., этострашное недоразумение не повлияет на наши отношения.

— Повлияет. Еще как повлияет, — заверила яРайнера-Вернера и пошла в сторону метро. Пришибленный случившимся Райнерпоплелся за мной.

Какое счастье, что завтра этот дебил убирается восвояси! Я,конечно, ничего не скажу Аглае, но… Интересно, где он познакомился с Дашкой?Нет, спрашивать его об этом я не буду. Много чести.

Терпения у меня хватило только до эскалатора. Я искосапосмотрела на топчущегося рядом немца и спросила — Где вы познакомились?

Он несказанно оживился. Но еще больше оживиласьмалосимпатичная мне область райнеровского таза. Райнер — совершеннонепроизвольно — повилял бедрами и заискивающим голосом произнес:

— О, это знакомая моего приятеля. Он тоже немец, но уженесколько лет живет в России, изучает инвестиционный климат… У него многодрузей среди богемы — актеры, музыканты, журналисты. Два дня назад он пригласилменя на вечеринку. Годовщина какого-то журнала. Там мы познакомились… И Дарьяпригласила меня на кофе…

Зиппер Райнера заскрипел, а поясной ремень щелкнул языком.Пригласила на кофе, как же!.. Сколько же нужно было его выпить, чтобы забытьрюкзак? А характеристики, которыми снабдило нас с Аглаей это чмо? Интересно,когда у него развязался язык — до кофе или после койки?

— А вы знакомы с ней? — В голосе немца сквозиложгучее любопытство.

— Знакомы.

Сейчас он наверняка скажет: “Надо же, как тесен мир!"

— Надо же, как тесен мир! — промурлыкалРайнер. — Ну, вы больше не дуетесь?

Я не дулась, но в Музей детектива мы так и не пошли…Первое,что я увидела, вернувшись в квартиру Аглаи, был большой бумажный пакет, стоящийу двери. Я присела перед ним на корточки и заглянула внутрь. Из пакета торчалиголовки желтых гвоздик. Их было безвкусно много — я насчитала не меньше четырехдесятков. Какой-то сумасшедший поклонник, не иначе. И то, что цветы у двери,легко объяснимо: Аглая никому не открывает, потому что к ней никто не ходит. Ас парламентерами из жэка и “Мосэнерго”, как правило, веду переговоры я. На меняникто не пялится и не просит оставить автограф на счете за свет.