– Алистер! Мой ненаглядный Алистер! – рыдая, Джессика бросилась в дом – верно, в полном отчаянии.

И вдруг Урсула, доселе стоящая недвижимо, как статуя, заломила руки – в точности как Джессика! – и, воскликнув с тем же отчаянием:

– Брайан! Мой ненаглядный Брайан! – тоже кинулась во всю прыть в замок, но остановилась на крыльце, согнувшись, закрыв лицо руками.

Некоторое мгновение Десмонд и Джаспер тупо смотрели вслед, потом переглянулись. Десмонд шагнул было к Урсуле, но дядюшка махнул рукой, и племянник послушно остался на месте.

– Она сейчас успокоится, – шепнул Джаспер. – К этому надо привыкнуть. Утешать ее бесполезно, все проходит само.

– Она очень постарела, – едва шевеля губами, стараясь, чтобы не слышала Урсула, сказал Десмонд.

– Еще бы! – пожал плечами Джаспер. – Неудивительно! Она не может забыть Брайана, а тут смерть Алистера – и хоть не в день свадьбы, но все же накануне помолвки. Это всех потрясло.

– Да, – устало сказал Десмонд. – Теперь мне понятен несколько… э-э… взвинченный тон твоего письма. Иметь дело с двумя покинутыми невестами – представляю!

– Пока не представляешь, – покачал головой Джаспер. – Зато теперь представишь, потому что это отныне – твои заботы. Хоть за это я благодарю Бога!

Нотка с трудом сдерживаемой ярости прозвенела в его голосе, и Десмонд бросил на дядюшку острый взгляд.

– Вот даже как? Значит, все по-прежнему? – спросил он с расстановкой. – Ты ненавидел Алистера, теперь ненавидишь меня? Но ведь ни он, ни я не повинны в том, что дед завещал, чтобы после смерти моего отца Маккол-кастл перешел к его сыновьям, минуя тебя?

– Это против всех правил, – глухо пробормотал Джаспер, понурясь. – Против закона, чести, совести! Старик ненавидел меня за то, что я один осмеливался с ним спорить! Твой отец слова поперек не решался сказать, хоть и ненавидел его так же, как и я. Но он был хитер, оттого и слыл любимчиком, в то время как я…

– Ты уехал, – мягко проговорил Десмонд. – Я знаю, что ты уехал, ты путешествовал, они считали тебя погибшим. А когда ты вернулся…

– Можешь не рассказывать мне о том, что я сделал! – взвизгнул Джаспер, вскинув голову, и Марину поразила неподвижность его черт и опустошенность взора, хотя в этой тщедушной груди, чудилось, бушевали неистовые страсти. – И вообще – хватит обо мне!

– Прости, – пробормотал Десмонд. – Прости меня, я не хотел…

– Ничего, – тяжело дыша, молвил Джаспер. – Ничего, я сам виноват. А письмо мое… да, я был болен, когда писал его.

– Малярия снова? – сочувственно спросил Десмонд, и Марине показалось, что он очень жалеет этого своего странного дядюшку.

– Малярия всегда, – усмехнулся Джаспер. – Но я привык, хотя в последнее время приступ следовал за приступом. Джессика ухаживала за мной. Вообще, надо сказать, что весь дом держался на Джессике. Ну и Саймонс, конечно, стоял, как скала.

– Саймонс, о да! – вздохнул Десмонд. – Он все такой же! По-прежнему вынюхивает ведьм?

Марина, услышав такое, от неожиданности даже выронила ридикюль.

На ее невольное движение обернулись и дядя, и племянник и уставились на нее с выражением одинаковой озадаченности: будто на незваную гостью.

– Простите, сударыня, не имею чести… – нетвердо начал Джаспер.

– Боже праведный! – Десмонд звонко хлопнул себя по лбу. – Да ведь я совсем забыл! Это же моя… – Его заминка была почти неощутима, но у Марины вдруг неистово забилось сердце: сейчас он скажет: «Моя жена, леди Маккол!» Что будет?! – Моя русская кузина, племянница покойной матушки. Ее зовут мисс Бахметефф, мисс Марион Бахметефф!

Светлые брови Джаспера так и взлетели.

– Племянница Елены?! – нетвердо повторил он. – Но…

Истошный вопль перебил его – такой вопль, что все вздрогнули, будто пронзенные молнией, и резко обернулись к крыльцу.

– Элинор! О боже! Леди Элинор! – кричала Урсула, которую с трудом удерживала перепуганная Джессика. – Она явилась! Это она – во плоти!

И, оттолкнув Джессику, старая дама кинулась к Марине и рухнула перед ней на колени с тем же усердием, с каким «Марьяшка» некогда кланялась своему «доброму барину»:

– Проклятие Макколов будет снято! Она спасет нас! Леди Элинор… о, наконец-то!

Урсула закрыла лицо руками, смеясь и плача.

Джессика и Джаспер подхватили ее с двух сторон и повлекли в дом. Урсула не противилась: внезапный взрыв эмоций лишил ее сил.

Десмонд подобрал свалившееся с ее головы жалкое подобие фаты и заспешил следом.

Марина опять оставалась одна и опять – дура дурой.

– Я ничего не понимаю! – воззвала она жалобно. – Кто такая леди Элинор?!

– Фамильное привидение! – буркнул Десмонд, оглянувшись. – Вернее, одно из них! Так что добро пожаловать в Маккол-кастл!

Макколы были родом из Шотландии, поэтому носили шотландское имя, а замок их звался castle. Впрочем, покинули они землю предков так давно, что утратили со своим шотландским прошлым всякую связь и сделались истинными англичанами. Суровый замок, выстроенный суровыми первыми Макколами наподобие шотландских твердынь, был впоследствии перестроен и теперь больше очаровывал, чем устрашал. Однако привидение леди Элинор издавна прижилось в замке, и никакие позднейшие перестройки не могли его спугнуть. Призрак появлялся грозовыми ночами в виде женщины в белом платье с черной вуалью. Легко, невесомо пробежавшись по коридорам, она с высоты башни, в которой ее содержал жестокосердный супруг и где ее настигла смерть, смотрела на пейзаж, расстилавшийся вокруг, а потом исчезала.

– А чего она хочет? – спросила Марина.

Никто ей не ответил: разговор происходил за ужином, и все делали вид, будто слишком заняты едой. Не ответила и Урсула, которая поведала Марине о призраке: два гневных взгляда, брошенных с противоположных концов огромного дубового стола, обильно заставленного снедью, заставили ее наконец-то замолчать и взяться за ростбиф… а может, ныне подавали бифстек, Марина еще не научилась различать. Это была обычная пища англичан, причем на столе не было ни огурчиков соленых, ни квашеной капусты, ни другой зелени – верно, англичане ее вовсе не любили.

Во главе стола восседал лорд Маккол – Десмонд; на противоположном конце – его дядюшка, на которого Марион посматривала с опасливым интересом: ведь он оказался в таком же положении, как ее злобный дядюшка. Марина хорошо знала, сколь далеко может довести людей жажда богатства. Внешне Джаспер казался подернутым желтоватым пеплом, но судя по взглядам, бросаемым исподлобья, в сердце его далеко не угасли пожары! Только на леди Урсулу смотрел он с нескрываемой нежностью и в то же время с тревогою, как если бы опасался, что она может сказать что-то лишнее. Впрочем, без всего, о чем бормотала леди Урсула, вполне можно было обойтись: так, полубезумный бред, изредка прерываемый пением: