Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Феликс похлопал себя по голове.
– Отличная кепка, Клэра.
– Выглядишь очаровательно, – захихикала Синтия.
– Уж лучше, чем твоя потрепанная с «Кабсами[10]», – парировала я, обратившись к Феликсу. – Кстати, у меня до сих пор такая есть.
На Синтию я даже не посмотрела, но почувствовала ее взгляд. Меня так просто не сломить.
– Общение продолжите после закрытия, ребята, – сказал папа, выдавая заказ в окно. – Клара, вернись на кухню.
Жар пробрался вверх по шее. Патрик посмотрел на меня широко раскрытыми глазами и склонил голову, телепатически передавая мне: «Выбирайся оттуда».
Каждая часть меня хотела кинуть на пол кепку и присоединиться к ним – желательно выпрыгнув в окно ласточкой прямо в толпу людей.
Но я не могла, поэтому проигнорировала этот сигнал.
– Повеселитесь там во время счастливого часа, – сказала я и вернулась к своему рабочему месту.
Настроение было отвратительным. Хотелось кричать и винить Роуз в каждой допущенной на кухне ошибке. Я попыталась не обращать на нее внимания и сосредоточилась на готовке. Когда мы приняли вегетарианский заказ – приготовленный на гриле баклажан вместо ломбо, – я кинула на сковородку тонкий ломтик.
И тут Роуз ворвалась на мою «территорию».
– До этого ты готовила на сковороде свинину?
– Ага.
– Клэра, нельзя так делать! Некоторые вегетарианцы очень придирчиво относятся к своей пище! И свинина запрещена некоторыми религиями и культурами.
Я наблюдала за шипящим в масле посреди пузырей ломтиком.
– Чем меньше они будут знать, тем лучше. Просто зададутся вопросом, почему их еда вдруг стала вкуснее. Намекну: из-за свинины.
Роуз ахнула.
– Клэра, это не шутки!
– Я знаю, и мне все равно. – Я схватила пучок зеленого лука и начала злобно его нарезать. – Если бы для каждого заказа пришлось использовать новую сковороду, я бы постоянно их намывала!
– Но таково правило! – воскликнула Роуз. – Твой папа озвучил это еще в самый первый день. Верно, Эдриан?
Папа повернулся к нам.
– Что?
Я воткнула нож в разделочную доску.
– Ты сейчас надо мной прикалываешься? Ты только что сдала меня моему папе?
Роуз заморгала.
– Что? Я не…
– Да, сдала! Тебе недостаточно того, что меня отстранили в девятом классе, теперь ты зависла со мной в папином фургоне, предварительно втянув во все это?
На лице Роуз промелькнула вспышка злости.
– Я не знала, что тебя отстранят! И вообще: ТЫ КУРИЛА! Нарушаешь правила, а потом обвиняешь в этом меня?! Тебе и правда нравится перекладывать на кого-то свои проблемы. Но знаешь, кто виноват на самом деле? Намекну: ПОСМОТРИ В ЗЕРКАЛО.
Бурливший во мне с бала гнев достиг своей точки кипения. Я вспомнила девятый класс, как это отстранение направило меня по нынешнему пути даже прежде, чем я успела понять саму себя.
– Пошла ты, Роуз. Ты меня не знаешь. Вообще.
Между нами втиснулся папа.
– Эй! Остыньте обе. Сейчас же.
Роуз на секунду сникла, а потом сняла кепку.
– Простите, Эдриан, но мне кажется, я не смогу. Спасибо за предоставленную возможность.
Не успел мой папа что-то ей ответить, как она положила кепку на стойку, вышла из фургона и пошла прочь от бара.
– Королева драмы.
Папа пристально посмотрел на меня.
– Тебе нужно столькому научиться, мелкая.
За нашими спинами подгорел ломтик баклажана.
На следующий день я проснулась под будильник. Не из-за папы. Хм. Все еще в пижаме, с несвежим утренним дыханием и вороньим гнездом на голове я поплелась к его комнате и постучалась. Тишина.
– Па? Ты еще спишь?
Опять тишина. Только я собралась постучаться еще раз, как кто-то похлопал меня по плечу. Я подскочила.
– Доброе утро, мелкая.
Папа протянул мне чашку чая, и я улыбнулась.
– Чем я заслужила обращение, как с принцессой?
Он запустил руку в волосы и зевнул. И тут я заметила, что он тоже все еще был в пижаме – поношенной футболке с символикой «Клипперс»[11] и фланелевых штанах.
– Ну, наши планы изменились. Вы с Роуз сегодня работаете в фургоне без меня.
Чай обжег язык.
– Что? Ты заболел?
– Нет.
– Эм… у тебя встреча?
– Нет.
– Тогда что?
Его глаза загадочно блеснули, отчего по коже побежали мурашки. Такой блеск унаследовала и я. И он никогда не означал ничего хорошего.
– Это тест.
Я застыла.
– Нет.
– Да.
– ПАПА! – прокричала я.
Он указал на меня пальцем – это выглядело строго и одновременно нелепо, учитывая спутанные волосы и широкую футболку.
– Вам с Роуз надо научиться ладить. Не просто терпеть друг друга и работать, а действительно поладить. Она хорошая девушка, и я хочу, чтобы ты это увидела.
Я громко выдохнула.
– Хорошо, доктор Филл. Но Роуз ушла, помнишь?
– Я поговорил с ее родителями, и они убедили ее попытаться в последний раз. Точнее… не раз, а неделю.
Я потрясла головой, словно в моих ушах скопилась вода.
– Что, прости?
Папа уже был одной ногой в комнате.
– Да, тест продлится неделю. Удачи вам сегодня, увидимся!
Он поспешил внутрь и запер дверь.
Я заколотила по ней.
– Ни за что!
Его голос зазвучал приглушенно:
– Роуз ждет тебя на стоянке. Вы уже знаете, что делать. Меня не беспокоят ошибки, я лишь хочу, чтобы вы все выяснили, иначе осенью вас отстранят, а ты будешь наказана на все лето! – Он сделал паузу. – Мне писать только в экстренных случаях.
– От меня ты получишь только фотографии морского желудя! – Папа очень остро реагировал на снимки предметов с кучей отверстий или бугорков, например, морских желудей и стручков. Это отвращение/страх, называемый трипофобией, всегда являлся моей последней надеждой и способом манипулирования, когда папа вел себя глупо. Например, как сегодня.