Реда выбрасывает опустевший стаканчик вмусорное ведро, ия понимаю, что тоже допила свой кофе.

–Аты нехочешь… Нехочешь поговорить сомной наанглийском?– внезапно спрашиваетон.– Знаю, вовремя обеденного перерыва ты обычно работаешь, номожно былобы устраивать кофе-брейки идесять минут болтать по-английски… Сомневаюсь, что мой ужасный акцент напомнит тебе одоме, номне очень нужна практика, ия немогу позволить себе уроки… Это всеравно что перекур… только безсигареты.

Мнебы следовало немедленно отгородиться отнего колючей проволокой, нояужасно соскучилась поанглийской речи, поэтому после некоторого молчания отвечаю:

–Хорошо.

Его лицо освещает улыбка ребенка, которого позвали есть мороженое.

–Отлично! Вкакое время тебе удобно?

Пожимаю плечами.

–Незнаю… Часа вчетыре?

–Отлично! Дай «пять»!

Ошарашенно хлопаю попоставленной мне ладони, после чего Реда завершает наш разговор непонятной фразой наанглийском языке, что, учитывая наши планы, меня несколько беспокоит…

Лондон, 29ноября 2011года

Привет, Брюс!

Давненько ятебе неписала… После выхода наработу уменя почти неостается свободного времени. Зато ябольше нетухну дома ине веду задушевные разговоры стестами наовуляцию. Дочегоже это здорово! Открою тебе постыдную тайну, Брюс: мне нравится работать сфинансами. Вбивать цифры вполя экселя… есть вэтом что-то успокаивающе-медитативное. Конечно, ястараюсь лишний раз нерассказывать освоей страсти, потому что это всеравно что кричать накаждом углу освоей любви клуковым кольцам назавтрак. Также несексуально.

Я пишу тебе изГрин-парка. Иногда ягуляю здесь после субботних занятий йогой. Сейчас ясмотрю, какдети бегают поопавшим листьям, пока Селин Дион уменя внаушниках кричит: «All bymyself». Оливер категорически отказывается сопровождать меня наэтих прогулках подпредлогом, что яупиваюсь жалостью ксебе ине хочу видеть плюсы ситуации.

Оливер изтех людей, которые, услышав, что ты поскользнулся насобачьих какашках ипереломал себе все конечности, сширокой улыбкой ответят:

–Зато винвалидной коляске ты будешь проходить безочереди!

Оптимизм– это прекрасно. Втеории. Напрактике он начинает меня раздражать.

Я наблюдаю, какдети ссорятся, играют, падают ибегут кмамам, рассказывая отом, что поранились. Иногда кмоим ногам подкатывается мяч, явозвращаю мяч ребенку иловлю насебе благодарную улыбку его мамы.

Я знаю, очем ты сейчас думаешь, Брюс. Ты думаешь, что ясмешна. Возможно, ты вчем-то прав.

Вчера вечером мама позвонила мне поскайпу. Они соСкарлетт поссорились черт знает из-за чего, имама выглядела уставшей. Она обронила одну странную фразу:

–Возможно, япоступала неправильно, носо Скарлетт всегда было так тяжело, ас тобой– так легко… Ктомуже ее улыбка напоминала мне отвоем отце. Все эти годы Скарлетт была ежедневным напоминанием отом, что меня бросили. Мне тоже было непросто.

Да, обычно жизнь сложнее, чем кажется. Скарлетт всегда плохо училась– спервого класса ипока небросила школу всемнадцать лет. Незнаю почему, ведь она была умнее большинства сверстников. Нас разделяло меньше одиннадцати месяцев, имама вела себя так, будто мы одногодки.

Говорят, дети, вкоторых вкладывают душу, добиваются больших успехов, чем остальные. Яне соглашусь. Думаю, Скарлетт стала активной инаходчивой именно потому, что мама уделяла ей меньше времени, чем мне. Скарлетт росла, пытаясь узнать то, что яуже знала, потому что нехотела отменя отставать. Язаговорила раньше, носвое первое слово Скарлетт сказала вдевять месяцев, апервые шаги сделала через пять месяцев после меня. Ей неисполнилось ичетырех, аона уже умела читать. Мама безтруда убедила воспитательницу взять Скарлетт вдетский сад одновременно сомной, хотя теоретически тадолжна была пойти вдетский сад только вследующем году. Номама работала день иночь, пытаясь свести концы сконцами, поэтому ей было удобнее, чтобы ившколу мы пошли одновременно.

Скарлетт росла вокружении детей постарше, что все время подгоняло ее вперед. Она была необычайно любознательной иинтересовалась всем насвете. Унее было больше свободы, чем уменя. Иногда она часами каталась навелосипеде или, каксама говорила, «исследовала округу». Еще вначальной школе Скарлетт прогуливала школу, чтобы посчитать время прилива илипонаблюдать затем, какрыбаки ловят омаров. Она нарушала всевозможные запреты исовершала множество глупостей, новсегда выходила сухой изводы– благодаря своим так называемым «fucking good plans» (это одно изнемногих выражений, которые она говорила по-английски; между собой мы обычно общались нафранцузском). Она делала кучу ошибок вдиктантах, нозапоминала бесчисленное количество совершенно бесполезной информации, такой какпродолжительность жизни жука, рецепт пад тай ивозраст Патрика Суэйзи.

Она проявляла интерес ктому илииному занятию, бралась занего сгорячим энтузиазмом, ночерез несколько недель остывала ибросала. Мама всегда называла меня творческой личностью, ноэто уСкарлетт отприроды было развитое воображение.

Лет довосьми-девяти ямного рисовала. Мама меня хвалила. Думаю, уменя иправда были какие-никакие способности. Даже сегодня яслегкостью нарисую пейзаж несколькими штрихами карандаша. Скарлетт нелюбила рисовать. Ей нехватало терпения. Почти каждую субботу яклала вранец альбом икарандаши, мы соСкарлетт седлали велосипеды иехали кзаливу Наррагансетт, который желтел полосой пляжа внескольких милях отдома (вте времена детям неприходилось отправлять родителям свою геолокацию каждые три минуты наслучай, если их похитит маньяк). Ярисовала, устроившись натеррасе «Пляжного кафе»– нелепой деревянной хижины, стоящей между черных камней вотдаленном уголке пляжа, который покрывали выброшенные наберег ракушки. Ее владелец Джимми (досих пор незнаю его фамилии), высокий, широкоплечий мужчина, похожий наплюшевого мишку, каждый високосный год красил стены вярко-бирюзовый цвет. Поднатиском солнца, соленой воды исуровых род-алендских зим стены выцветали ичерез четыре года становились пастельно-голубыми. Краска отслаивалась, иказалось, что белый песок покрывают маленькие кусочки неба…

Заисключением июля иавгуста, когда «Пляжное кафе» было переполнено отдыхающими, Джимми позволял мне садиться засвободный столик, хотя из-за отсутствия денег яникогда ничего незаказывала. Пока ярисовала, Скарлетт влюбое время года опускала ноги вводу исобирала ракушки. Обычно ее было тяжело удержать наодном месте, ноона могла часами сидеть напеске, глядя наводы Атлантического океана. Иногда ясадилась рядом ивнимательно смотрела наволны, пытаясь понять, что вних интересного. Ятак ине поняла.

Дождь нас неостанавливал– мы просто накидывали дождевики икрутили педали медленнее, потому что тормоза работали хуже. Однажды вконце октября хлынул настоящий ливень. Джимми заставил меня войти вкафе, асам отправился напляж– искать Скарлетт. Ему пришлось пообещать ей горячий шоколад, чтобы уговорить пойти сним.

Мы были единственными посетителями. Джимми поставил перед нами две большие красные кружки сгорячим шоколадом, покрытым взбитыми сливками ималенькими зефирками– согласно меню, такие стоили потри доллара заштуку.