– Алина, – раздался совсем рядом мамин голос, –тебя к телефону.

Алина вздрогнула и молниеносно накрыла книгу подушкой.

– Что читаешь? – поинтересовалась Галя, которая,оказывается, неслышно вошла в комнату, пока дочь размышляла о наболевшем.

– Так, – замялась Алина, – учебник один.

– Учебник? Зачем? Уж не в институт ли поступатьсобралась? – радостно ахнула мама.

– Нет, мутер, это такой учебник... ну... который жизни учит.

– Дейл Карнеги, что ли?

– Ага, – быстро согласилась Алина, понятия не имевшая,кто такой Карнеги. – Он, родимый.

– Вот и хорошо, доченька, его полезно почитать.

Алина смиренно покивала, втихаря вытащила дурацкую«Камасутру», сунула ее под халат и только тогда спросила:

– А кто там звонит?

– Что? – Матушка, видимо, уже забыла, зачем зашла вкомнату дочери. – А-а, кто звонит?.. Снежаночка.

– Естественно, кому еще взбредет в голову трезвонить ни светни заря, – пробубнила Алина, вылезая из постели.

Пока она нехотя брела в прихожую, мысли, до сего моментазанятые только Эдиком и скорой дефлорацией, метнулись в другом направлении.Алине подумалось, что именно «добрую самаритянку» Снежану ей хотелось придушитьбольше, чем всех остальных своих товарок. И почему, интересно? Ведь Ганинаискренне сочувствовала Алине, когда арийская корова обскакала ее в финале.Только Снежана не таила злорадную улыбочку, говоря успокоительные слова, иименно она была уверена, что Алина достойна победы. Может, как раз поэтому ее ихотелось придушить? Ведь нельзя же быть такой безупречной…

– Алло, – пропела Алина в трубку, ничем не выдав своегокровожадного желания.

– Привет, – послышался в ответ тихий голосСнежаны. – Как дела?

– Замечательно, – отрапортовала Алина.

– Правда?

– Правда, – бодро ответила Азарова. В конце концов,прошло уже три дня с того провального соревнования, и любая, даже самаяистеричная особа женского пола должна смириться с поражением. Алина, конечно,не смирилась – она не могла так быстро принять свой провал, – просто несобиралась плакаться этой сердобольной курице на свою жизнь. – Кстати, тычего звонишь так рано?

– Я хотела... ты прости, если я тебя разбудила... –залепетала Снежана взволнованно – больше всего на свете она боялась кому-нибудьдоставить беспокойство.

– Не разбудила. Не дрейфь.

– Мы с тобой не встретимся на тренировке, вот я и решиласейчас... Мы сегодня идем в кино. Не хочешь с нами?

Алина нахмурилась. Мы, значит… Ага-ага... Мы – это курица иее безлошадный паренек. Интересное кино получится. Два уродца, держащиеся заруки, и Алина рядышком, вся такая увлеченная фильмом, не подглядывающая заголубками, не мешающая лобзаниям в полутемном зале. Ха-ха-ха!

– Нет уж, спасибочки. Третий лишний. Я не пойду.

– Но ты нам не помешаешь...

– Ха! – гоготнула Алина. Она-то знала, что очень даже можетпомешать. Например, увести у дурехи ее заморыша. Взять, да и вскружить головунесчастному, бросившемуся на Снежанкины кости. А что, было бы интересно. И вдругой раз она обязательно так и сделает (из баловства и дабы не потерятьформу), но не сегодня. Сейчас не то у нее настроение.

– Чего смеешься? – удивилась Ганина.

– Просто так. Настроение хорошее.

– Ой как же здорово! – с энтузиазмом воскликнулаСнежана. – Значит, ты и вправду в порядке!

– Ну, а я что говорю...

Алине надоело болтать. Она вообще не была любительницейтелефонной трепотни, а уж тем более трепотни с представительницами женскогопола или, как она их называла, «однополчанками».

– Ладно, Алин, тогда до свидания.

– Пока, – отрезала Азарова и бросила трубку на рычаг.

Как же ей надоела эта Ганина! То звонит, то пишет записки,то в гости зовет, то сама напрашивается. К матери в доверие втерлась – за двенедели всего! – и теперь Галя приятельницу дочери величает не иначе какСнежаночкой. Алина уже сама была не рада, что набилась новенькой в подружки. Нотеперь уж ничего не попишешь. Как говорится, назвался груздем – полезай вкузов. Алина назвалась, и приходится ей теперь выслушивать душещипательныепризнания, охи да ахи. А еще на правах лучшей подружки присутствовать натренировках. Вот что самое отвратительное! Выслушать бред влюбленной девчонки –еще куда ни шло, даже весело. Но наблюдать с довольной миной за блестящей игройпотенциальной соперницы... Нет ничего мучительнее, чем это!

Алина вошла в комнату. Мама уже сидела в своем любимомкресле и смотрела программу «Утро». Вид у нее был уставший и какой-топотерянный. Глаза тусклые, волосы неприбранные, скорбная складка у рта. И нескажешь, что она когда-то была красавицей. А ведь была! Алина виделафотографии. На них мама лучезарно улыбалась, демонстрируя ровные мелкие зубки,искрила черными глазами, показывала стройные ножки, демонстрировала ладную,затянутую в кримплен фигуру. И была так свежа, непосредственна, весела,задорна... Куда все делось? Ну свежесть – понятно, годы съели. Но веселость изадор где? Где искорки в глазах, где кокетливые ямочки на щеках? Все ушло. Иискры, и ямочки. В наличии только варикоз, тромбоз, остеохондроз да непомернаяусталость.

Алина пристально посмотрела на мать. Н-да... Измениласьматушка с тех благословенных семидесятых. Постарела, подурнела. Особенно сдалав последнее время, когда ее из института попросили. Не помогли ни заслуги, нистаж, ни слезные матушкины просьбы – выперли, вышвырнули, как устаревшееоборудование. А все гурьевская нимфетка. Влюбился профессор – вотидиот-то! – на старости лет в молоденькую практикантку и женился на ней.Да еще в замы к себе ее пристроил. А новобрачная, не будь дурой, живенько вотделении свои порядки установила, да и повыкидывала старейших работников наулицу, чтобы некому было ее за глаза выскочкой называть.

Так что теперь Галина Азарова работает медсестрой в районнойполиклинике, уколы делает, карточки заполняет, гроши от зарплаты до зарплатысчитает. Иногда ночным сторожем подрабатывает. Денег-то у них никогда вдостатке не было (в институте хорошо только доктора да взяточники получали), ауж в последнее время и вовсе перевелись. Ладно хоть Эдик помогает, иначе Алинабы в голодные обмороки падала – есть хлеб с маргарином или макароны с кубиком«Магги», как ее родительница, она не могла и не хотела.

«Интересно, – подумала Алина, присаживаясь рядом сматерью на подлокотники обтрепанного кресла, – а как живет мой отец? Также беден, как мы, или жирует подобно Эдику? Есть ли у него семья, дети? А вдругона, Алина, единственное чадо своего неизвестного папаши?» Сколько раз девушкаспрашивала у матери, кто ее отец, и ни разу не удостоилась правдивого ответа. Вдетстве Галина пичкала девочку сказками о том, что папочка строит то ли дороги,то ли мосты, и построит их, как только ей исполнится десять. Потом, когдадесять исполнилось, и на мякине Алину провести уже трудно было, Галя придумала,что ее отец – женатый посол дружественной Польши. Женатый – чтобы объяснитьдочке, почему мужчина ее под венец не повел, а польский посол – чтобы ребенокне бросился его разыскивать. Еще через три года, когда взросление Алиныознаменовалось «месячными», мама вывалила на нее новую «правду» – в санаториигорода Сочи она полюбила летчика, закрутила с ними бурный трехнедельный роман,после чего родила доченьку. На той истории Галина остановилась. Ее Алина иприняла за правду. Что ж, все ясно. Маманя перезревала в девках, кисла итомилась от скуки, а тут еще чертовы играющие гормоны, низменные инстинкты, недающие покоя эротические сны... Что еще оставалось делать одинокой медсестреГалине Азаровой? Естественно, ехать в Сочи.