– В какой ресторан из трех пойдем? – спросил Лёва, который только выглядел трезвым, но на самом деле все еще находился под гипнотическим действием вина, сдобренного коньяком.

– Вот в этот, – ткнула пальцем Анжела. – Отсюда хорошо видно море.

– Ладно, – согласился Лёва и потянул ее за собой. – Хотя моря сейчас вообще не видно.

– Зато я знаю, что оно там.

Под вывеской ресторана висел самодельный плакат, оповещающий о том, что здесь подают цацу.

– Кто такая цаца? – спросила Анжела, затуманенным взором окидывая зал в поисках свободного места.

Когда они нашли для себя столик и задали тот же вопрос подошедшей официантке, выяснилось, что цаца – это мелкая жареная рыбешка, чрезвычайно вкусная. Анжела сразу заказала себе эту самую цацу, а Лёва выбрал запеченую картошку и сыр в панировке. Желтый овечий сыр был еще одним забавным словом, которое русские туристы привозили из Болгарии. Он именовался «кашкавал» и, разумеется, рождал ассоциации с кошками. После первой поездки Лёва долго звал Анжелиного кота Тихона кашкавалом и сам же при этом дико хохотал. Тихон обижался. Кошки очень не любят, когда над ними смеются.

Официантка предложила принести местного вина, и Лёва, не раздумывая, согласился. По всей видимости, алкоголь был необходим ему, чтобы усмирять растревоженное девушкой Мариной самолюбие.

Несмотря на большое количество посетителей, еду принесли довольно быстро, и Анжела не удержалась от восклицания:

– Вот это да!

Тарелка с цацей была огромной, как колесо: обжаренная в муке рыбка лежала большой остроконечной горой. Официантка довольно улыбнулась и быстро ушла, призываемая другими гостями.

– Мне почему-то кажется, что эту цацу надо есть с головой, – неуверенно заявил Лёва. – Уж слишком она мелкая.

Он втянул носом воздух, наслаждаясь умопомрачительным запахом.

– Я что, кошка? – возмутилась Анжела. – Головы есть не стану ни за что.

Она приступила к трапезе и двигала челюстями до тех пор, пока не почувствовала на себе чей-то взгляд. Подняла глаза и крякнула.

– Смотри, Лёва, вон там, слева, та троица, которую мы видели утром в кафе.

– А-а, Павлик и его белокурая бестия в сопровождении подружки?

– Это не подружка, а сестра.

– Откуда ты знаешь?

– Я с этим Павликом сегодня познакомилась, – призналась Анжела, которой страшно не хотелось, чтобы Лёва острил по этому поводу. – Перекинулись парой фраз возле магазина.

– Наверняка он решил, что встретил ангела, – заявил Лёва. – После такой мымры всякая нормальная женщина покажется до офигения доброй. И почему хорошим мужикам достаются именно ведьмы?

Разговаривая, они оба поглядывали на троицу, которая сидела через проход от них, попивая вино и заедая его местными деликатесами. Жена Павлика была одета в яркое платье, туго облегавшее маленький крепкий бюст. Когда на нее неожиданно налетела ночная бабочка, она замахала руками и взвизгнула:

– Ну, что ты сидишь, кретинище, прогони ее! Или убей!

Павлик поднялся со своего места и тоже замахал руками. При этом он бросил косой взгляд на Анжелу: в этом взгляде читались такое унижение и такая безысходность, что она едва не задохнулась от жалости.

– Слушай, Лёва, он выглядит таким несчастным!

– Конечно, он несчастлив. Ясно, как дважды два. А может быть, тебе стоит прибрать его к рукам? – спросил Лёва и тут же загорелся пришедшей ему в голову идеей. – Отбить на хрен – и все! Да ведь это будет идеальное решение твоей проблемы.

Анжела разинула рот. Из-за красного вина, выпитого после розового, ее мыслительный процесс протекал не так быстро и активно, как обычно.

– Смотри, – продолжал между тем вслух рассуждать Лёва, – тебе нужен человек, который оценил бы тебя по достоинству…

– Этот оценит, – согласилась Анжела без раздумий.

– Кроме того, если ты его присвоишь и охватишь заботой, он будет только рад.

– Полагаю, да.

– Твое доброе отношение к людям вообще, которое я, положа руку на сердце, считаю страшным недостатком…

– Ну и болван.

– Возможно. Так вот, это твое хорошее отношение тронет сердце Павлика и приведет его к твоим ногам.

– И он дико милый!

– Мне тоже так кажется.

– Но как я его отобью? – удивленно спросила Анжела.

– Смело, с блеском, легко!

Между тем, пока они обсуждали план захвата Павлика, на бедолагу снова наехали.

– Я же просила тебя заткнуть за шиворот салфетку! – довольно громко прошипела его собственная домашняя «змея». – Смотри, что наделал! Заляпал рубашку. А я, между прочим, за нее бешеные деньги отдала в бутике. Безрукая скотина. Сам будешь отстирывать, я тут на химчистку левы тратить не собираюсь.

– Я отдам горничной в отеле, – сказал Павлик почти беззвучно.

– Так я тебе и разрешила. Тоже мне, капиталист… Да с нас в отеле, знаешь, сколько за это слупят? Так бы и убила придурка. Ненавижу!

Анжелу при этих ее словах кто-то мягко, но сильно толкнул в копчик. Неожиданно для себя она встала, отбросила салфетку и нетвердой походкой направилась к столику, где сидела троица. «Змея» тут же заткнулась, изумленно воззрившись на нее.

– Слушайте, вы! – сказала Анжела, глядя сверху вниз на обидчицу Павлика затуманенным взором. Взор туманили и вино, и негодование тоже. – Вам никто никогда не говорил, какая вы ужасная гадина? Вы весь вечер шипите, как кобра, и всячески оскорбляете собственного мужа, хотя он такой… – Она посмотрела на сделавшегося оловянным Павлика, подыскивая слово… – такой симпатичный!

«Кобра», не ожидавшая ничего подобного, от обалдения замерла и выпучила глаза. Анжела между тем с блеском продолжила свой монолог.

– Кем уж вы его только не обзывали! И негодяем, и тюфяком, и кретином, и еще бог знает кем. А он все терпит, потому что в душе – настоящий джентльмен. И еще он красивый, умный, добрый…

– И что? – спросила вместо окаменевшей блондинки ее сестра, которая, кажется, по-настоящему наслаждалась моментом.

– Я решила забрать его себе, – с пафосом заявила Анжела и слегка покачнулась.

В этот момент рядом с ней возник Лёва, державшийся на ногах только благодаря оздоравливающему морскому воздуху и хорошему вестибулярному аппарату. Он устремил взор непосредственно на «виновника торжества» и громко воскликнул:

– Стыдись, Павлик! Что это ты позволяешь унижать себя, да еще за границей?! Вместе с тобой чувствует себя униженным каждый русский мужик.

На них, конечно, уже обратили внимание. Поэтому, когда Павлик растерянно огляделся по сторонам, он увидел устремленные на него десятки взглядов, которые показались ему осуждающими. Тотчас он почувствовал себя пригвожденным к позорному столбу, прилюдно оплеванным, поставленным на колени… Никогда он так остро не ощущал своего падения. А присутствие этой удивительной девушки, вступившейся за него, переворачивало душу. Он вдруг понял, что вот прямо сейчас может совершить Поступок. Самый правильный, самый главный поступок в своей жизни.