Он резко встал. И тут его жена наконец вернулась к жизни после пережитого шока.

– Сядь на место, идиот, – прошипела она, злобно стреляя глазками по сторонам и не смея закатить прилюдный скандал. – Сядь, кому сказала!

– Все, Тамара, – покачал головой Павлик, – ты меня достала. Хватит уже мной помыкать. В конце концов, я взрослый уважаемый человек.

Впоследствии выяснилось, что этим вечером он тоже пил местное вино в больших количествах, и от вина голова его была на удивление легкой, а настроение сделалось гусарским.

– Я тебе дома объясню, какой ты уважаемый, – продолжала ронять яд Тамара. – Прекрати истерику и скажи этим двум идиотам, чтобы они убирались.

– Павлик, – заявил Лёва, старательно фокусируя взгляд на своем визави, – я тобой горжусь. Ты мужик.

Тот повернулся и посмотрел по очереди на него и на Анжелу. И по-детски спросил:

– Можно, я пойду с вами?

Анжела немедленно взяла его за руку и крепко сжала пальцы.

– Конечно, – сказала она. – Я с удовольствием заберу тебя с собой! А уж если ты станешь навек моим, я обещаю сделать тебя очень, очень счастливым!

– Слышала, Тамара? – радостно спросил Павлик. – Меня сделают счастливым. Так что я ухожу, и тебе некого будет больше тиранить и выставлять перед всеми посмешищем. И учти – я к тебе не вернусь! Можешь забрать себе все, мне ничего не нужно, кроме свободы.

После этого героического выступления Павлик повернул голову и встретился с восторженным взглядом Анжелы. А потом оба они молча развернулись и, держась за руки, двинулись к выходу.

– Павел, ты куда? – спросила Тамара, голос которой неожиданно ослабел и приобрел человеческие интонации.

– Подальше от вас, – ехидно заметил Лёва. – Счастливо оставаться, ведьмы!

– Зина, мой муж действительно уходит, – изумленно сказала позади него Тамара.

И сестра довольно ответила:

– Скатертью дорога!

Лёва высоко поднял ногу и шагнул из лифта. Его тут же повело в сторону.

– Блин, – негромко выругался он и прищурился, стараясь сфокусировать взгляд на самом центре ковровой дорожки.

Сначала все шло хорошо, но когда он был уже почти возле цели, его занесло, и он спиной ударился о чужую дверь.

– Пардон, – пробормотал он и, отчаянно семеня, забрал влево.

Затем совершил еще один дерзкий маневр, но его опять внесло в ту же самую дверь. Дверь явственно содрогнулась. Отшатнувшись от нее, Лёва, перебирая руками по стенке, достиг-таки собственного номера, достал из кармана электронный ключ, вставил его в прорезь замка и быстро вытащил. Наглая красная лампочка по-прежнему горела. Он повторил операцию еще раз, потом еще – безрезультатно. Упорствуя, Лёва принялся нажимать на ручку, раздражаясь все больше и больше.

В тот момент, когда он сделал мах ногой, чтобы как следует пнуть не сдающуюся твердыню, дверь соседнего номера распахнулась, и в коридор вышла незнакомая девушка. Она была невысокой и хрупкой, с волосами, собранными в хвостик. Миловидное лицо делали строгим сердитые маленькие очки. Особенно резко диссонировали они с короткой кружевной комбинацией и босыми ступнями.

– Вот оно что, – пробормотала девушка, окинув Лёву быстрым внимательным взглядом.

Увидев ее, тот открыл рот и замер. Его как будто толкнули в грудь. Он отступил, внезапно физически ощутив, что у него есть сердце – тяжелое и живое, отчаянно трепыхнувшееся в груди. Девушка показалась ему такой прекрасной, что на глаза навернулись слезы. От нее исходила яркая лучистая энергия, как от звезды.

Незнакомка хотела еще что-то сказать, но потом пожала плечами, отобрала у Левы ключ и легко открыла замок. После чего молча сунула ключ ему в руку и двинула бровью. Подчиняясь ее пристальному взгляду, тот безропотно вошел в свой номер, и дверь за ним захлопнулась. Постояв немного в блаженной невесомости, Лёва разбежался и, подпрыгнув, животом бросился на постель.

Он проснулся в семь часов утра бодрый, как йог, и свежий, как подснежник. Голова была легкой, чистой, и мысли в ней тоже появились какие-то особенные, радостные.

– Вот что значит хорошее вино, – вслух сказал Лёва, обласкав взглядом канистру, из которой он вчера наливал себе бессчетное количество раз.

Есть хотелось нестерпимо. Ничего съестного в номере не оказалось, кроме одного-единственного яблока с румяными боками. Лёва скинул с себя вчерашнюю одежду, сбегал в душ, надел длинные хлопчатобумажные трусы и впился в яблоко зубами. Уже доедая его, он несколькими боксерскими движениями отбросил с пути тюлевую занавеску и вышел на балкон. Поскольку в трезвом виде Лёва был чужд всякой сентиментальности, морем он любоваться не стал, а проверил показания термометра, приделанного снаружи.

В этот момент внизу заклекотали гларусы. Крупные белые птицы по очереди начали взлетать вверх, издавая пронзительные звуки. До своей первой поездки в Болгарию Лёва никогда не слышал, чтобы пернатые так кричали. Гларусы умели плакать пронзительными голосами младенцев и вполне правдоподобно мяукали. Но самым отвратительным был их хохот – сдавленный, хриплый, насмешливый, наводящий на мысль о нечистой силе.

– Ах вы, индюки поганые! – воскликнул Лёва, размахнулся и швырнул огрызок в пролетавшую мимо птицу. Разумеется, не попал, но все равно довольно засмеялся.

Вытер руки о трусы и тут услышал голос:

– Вот из-за таких, как вы, русских туристов все ненавидят.

Ошарашенный, он повернул голову и ойкнул. На соседнем балконе стояла девушка, которая явилась прямо из его сна. Поэтому ответить он ничего не смог и только похлопал глазами.

– Вы швыряете мусор с балкона, напиваетесь до свинского состояния, а потом еще буяните в коридоре, – продолжала незнакомка. – Мне за вас стыдно.

Солнце играло в ее коротких светлых волосах, из-под очков высыпались веснушки. При взгляде на нее Лёву охватил щенячий восторг. И даже то, что ей было за него стыдно, почему-то привело его в состояние неистовой радости.

– Кто вы? – спросил Лёва голосом придурочного влюбленного из диснеевского мультика.

При этом и вид у него был практически такой же придурочный.

– Я ваша соседка. Вы будили меня дважды: сначала, когда ломились в мою дверь, и во второй раз, когда декламировали на балконе стихи.

– Нет, ну что вы, – засмущался Лёва. – Стихи? Этого не может быть.

– Очень даже может, – скупо усмехнулась девушка.

По ее манере себя вести было ясно, что в жизни она твердо стоит на ногах.

– А что я декламировал? – заинтересовался Лёва.

– «Уступи мне, скворец, уголок, посели меня в старом скворечнике», – все с той же усмешкой повторила девушка.

Вообще-то она вышла выразить Лёве свое негодование, но не смогла устоять перед его жизнелюбивой наивностью.