– Вы позволите? – спросил элегантный рыжийджентльмен. – Я вас видел вчера на Клане.

– Вы тоже член? – небрежно спросил Гай.

– Некоторым образом, – дипломатично ответилджентльмен. – Собственно, я представляю левое крыло.

– У вас там есть и крылья?

– Как везде. Может быть, вы, логически продолжаяизбранную линию, хотите стать членом и Клана Девятиугольника?

Гай переглянулся с Аленой – она кивнула с любопытством.

– В таком случае прошу. Заканчивайте десерт и пойдемте.

«Опаздывать нам некуда, – подумал Гай, – а узнатьчто-то новое не помешает…»

На этот раз ездить никуда не пришлось. Клан Девятиугольникапроводил заседания в соседнем доме. Дверь была открыта настежь, вошедших никтоне встречал и не знакомил, да и внимания на них не обратили. Играла негромкаясинкопирующая музыка, люди бродили по квартире, танцевали, сидели на корточкаху стен. Как ни приглядывался Гай, не смог увидеть никого из нежити – тольколюди.

– Садитесь, – сказал рыжий, опускаясь на пол устены и жестом приглашая Гая. – Вашу девушку проводят. Сади!

Маленькая брюнетка в чем-то прозрачном подошла к Алене и,обхватив ее за талию, увела в глубь дома. Гай вопросительно глянул на спутника.Тот снял пиджак и, протянув Гаю пачку незнакомых сигарет, пояснил:

– Не удивляйтесь. Курите. Расслабьтесь.

Гай закурил. В первый момент ему показалось, что головастала стеклянной и в ней медленно плавают клубы зеленого дыма. Вскоре этоощущение исчезло, и по телу разлилась истома.

Вернулась Сади, легла на пол у их ног, положила рукунезнакомца себе на грудь, а руку Гая на бедро.

– А что дальше? – спросил Гай, с трудом ворочаяязыком.

– Клан Факела уверенно проводит свою линию, но ему нехватает последовательности, – сказал незнакомец. – Сузив направлениеудара, направив его на мертвые вещи, они забывают о живой материи. Давно пора,переступив через глупые условности и отринув устаревшие «роковые треугольники»,резко увеличить число углов, чему и служит Клан Девятиугольника. Сейчас мы свами займемся этой милой девушкой, пока где-то там занимаются вашей, и всеперероднятся со всеми и станут близки…

Гай отпихнул рыжего и вскочил, отгоняя застилавший головутуман. Обретенным здесь десятым чувством он прощупывал комнаты и вскоренатолкнулся на искомое – каморку, где на широком диване лежала Алена, которуюраздевали двое голых бородачей. Широко раскрытые глаза Алены былибессмысленными, как у новорожденной.

Гай возник на пороге. Он был великолепен. Бородачи журавлямилетали из угла в угол, разве что не курлыкали, и, если бы у них нашлось времяпоразмыслить, они обязательно подумали бы, что так их еще никогда не били ивряд ли будут впредь. Гай торопливо одел Алену, отвесил бородачам по прощальномуполновесному пинку и вывел Алену в коридор. Там ему пришло в голову, чтобородачи, собственно говоря, абсолютно ни в чем не виноваты, но возвращатьсядля извинений он все равно не стал.

В номере он отпоил Алену кофе, и она быстро пришла в себя.Естественно, она ничегошеньки не помнила.

– Сигарету тебе давали? – спро-сил Гай.

– Давали коктейль. Все поплыло…

– Умнейшим человеком был Уилки Коллинз, – сказалГай. – «Тело находится во власти самого всесильного из властителей –химии. Дайте мне химию – и, когда Шекспир задумает Гамлета и сядет за стол,чтобы воспроизвести задуманное, посредством воздействия на его тело несколькимиподмешанными в пищу крупинками я доведу его разум до такого состояния, что егоперо начнет плести самый несообразный вздор, который когда-либо осквернялбумагу». Это из «Женщины в белом», а «Женщина в белом» издана в восемьсотшестидесятом, за десятки лет до того, как военные обратили внимание на химию…

– Гай, ты правда на меня не сердишься?

– Брось, глупенькая, – сказал Гай. – Самоеинтересное, что эту теорию «роковых двенадцатиугольников» мне еще домаразвивали. Ахиллесова пята этих постулатов в том, что все эти теоретики дружновстают на дыбы, когда по их же логике им следует включить свою девушку всвободное коловращение плоти… Ужасно негодуют, знаешь ли, страсть как терпетьне может российский интеллигент проверять свои теории на себе самом, однакогорлопанить ему это не мешает… Ладно, принесу-ка я тебе кофе, и тронемся вдорогу. А то, не ровен час, вынырнут еще какие-нибудь идеологи-учредители…

Он спустился в бар. В огромном камине с бронзовымиукрашениями пылал огонь, и в огне резвились саламандры, хватая друг друга захвосты. У камина в глубоком кресле уютно устроился рыжий член КланаДевятиугольника.

– Кофе, – сказал Гай, подтолкнув к барменупозаимствованную на кухне большую эмалированную кружку (при виде значка-факелаповар готов был отдать не то что кружку – всю кухню). – И покрепче. –Потом со спины подошел к рыжему: – Ба, кого я вижу! Что это вы так быстро покинулизаседание столь славной организации?

– Скучно, – лениво сказал рыжий. – Садитесь,выпейте. Куда торопиться?

Гай сел в соседнее кресло. Бармен рысцой подбежал с бокалом– значок с алым трилистником пламени оказывал и на него соответствующеевоздействие.

– Кажется, Гай?

– Да.

– Лорд Уэнтворт.

– Интересно, – сказал Гай. – Живых лордов мнееще видеть не приходилось. Впрочем, и дохлых тоже. Стоп, стоп… Лорд Уэнтворт.Это совсем интересно, ваше сковородь, и совершенно меняет дело…

– В каком смысле?

– Я всю жизнь мечтал о машине времени, – медленносказал Гай. – Помимо всего прочего, она понадобилась бы мне, чтобыпрогуляться в одна тысяча восемьсот первый год с автоматом в руках. – Ондопил, швырнул бокал в неосторожно высунувшуюся саламандру и закончил почтивесело: – И одним из тех, кого я должен был там уложить, был бы ваш прапрадед.

– Неужели?

– Вот именно, – сказал Гай.

– Надеюсь, не за то, что мой прапрадед соблазнил вашупрабабушку? – улыбнулся лорд. Он еще надеялся обратить все в шутку.

– Вы хорошо знаете историю?

– Боюсь, что нет.

– Боже, чему вас только учат в ваших Итонах… –покачал головой Гай. – Бармен, еще виски, только не в этот наперсточек!Так вот, история… Я никоим образом не одобряю привычки Павла Первого ссылать вСибирь целые полки, высочайше регламентировать количество обеденных блюд взависимости от сословия, и тому подобное. Черт с ним, с этим, – в концеконцов, Петр Первый сажал бояр голой жопой на яйца, и ничего – ходит в великихпреобразователях… Гораздо больше меня привлекает внешняя политика ПавлаПервого. Тот период, когда, отвергнув традиционную ориентацию на Англию, Павелсблизился с Наполеоном Бонапартом, и сорок тысяч казаков двинулись на Хиву,чтобы вступить в Индию.