Однако когда она смотрела на спящую малютку, то чувствовала лишь печаль. Изабелла была не виновата, что мать не могла о ней позаботиться. Не виновата в безответственности своего отца. Не виновата, что у ее отца была жена, которой его неверность причинила столько боли.

Все взрослые в этой комнате принимали решения сами. Роза решила выйти замуж за Леона. Леон выбрал переспать с Эйприл. Эйприл согласилась на роман с Леоном, хотя и знала, что он женат. Только Изабелла ничего не решала.

И как бы сильно она ни сердилась, ее гнев был направлен не на ребенка.

– Конечно, я хочу ее забрать, – сказал Леон дрогнувшим голосом.

Он не спросил, чего хочет Роза. Но она вряд ли могла его винить. Это его ребенок. Его плоть и кровь. Разве она может просить его поступить иначе? И разве он мог позволить принимать такие решения кому-то еще? Не мог, Роза это понимала.

Но все равно сердилась на него.

Когда за Эйприл, ее адвокатом и провожающей их на выход Розой закрылась дверь, Леон остался смотреть на ребенка, спящего в переноске. Эмоции сгущались в его душе, как грозовые облака, давление росло. Кто он? Что за мужчина запирает жену в поместье в глуши, оставляет ее девственницей на два года, а сам живет так, словно ее не существует?

Какой мужчина становится отцом, но подписывает документы, из которых совершенно очевидно, что он делает это чисто формально?

Из бумаг он понял, что до сих пор даже не видел свою дочь. Даже не знал пол ребенка.

На него навалилась усталость, и темнота затянула все, как облака затягивают небо.

Что делать, если ты обнаружил, что ты чудовище? Потому что никак иначе Леон о себе думать не мог. Другого объяснения его поступкам в прошлом не было. Настоящие мужчины не отрекаются вот так от своих детей. Не платят за то, чтобы их плоть и кровь убрали из их жизни.

Неожиданно он рухнул на колени; сердце у него колотилось так сильно, что он едва мог дышать. Он не сводил глаз с малютки, которая спала в переноске. Такая крохотная. Совершенная. Брошенная матерью, не знавшая отца, но теперь отданная мужчине, который отрекся от нее, как от ненужной вещи, которую он не хотел держать в доме.

– Прости меня, – сказал он. Голос звучал странно, измученно. – Прости за то, каким я был. Но я тебя не оставлю. Больше никогда. Я все исправлю. Я постараюсь быть таким отцом, которого ты заслуживаешь. И мужем, которого заслуживает Роза.

Леон не знал, сколько времени вот так сидел на полу перед девочкой и просто смотрел на нее. Но наконец она начала ворочаться, а потом проснулась с жалобным высоким плачем. Открывшиеся глазки неожиданно оказались ярко-синими и смотрели на него, словно Леон девочке враг. А потом слезы полились по рассерженному покрасневшему личику, и Леона охватила паника.

Он поднял переноску и поморщился, когда ребра дали о себе знать.

Надо было найти кого-нибудь… кого-то, кто сможет о ней позаботиться. Леон не хотел брать ее на руки. Боялся, что сломает крошку. Он не помнил, как держать ребенка в руках. Может, никогда этого и не знал…

– Роза! – Он торопливо вышел из кабинета в поисках жены. – Роза, ты мне нужна.

Она вышла ему навстречу из библиотеки, бледная, с покрасневшими глазами:

– В чем дело?

– Ребенок плачет.

– Да, – Роза скрестила руки на груди, – я слышу. Я не знаю, что делать.

– Что, по-твоему, должна делать я? – Роза не двигалась с места, наоборот, словно вросла в пол.

– Помоги мне.

Она все равно не двигалась. Но наконец, когда плач Изабеллы стал сильнее, выражение лица Розы смягчилось.

Я не стану помогать тебе. Но помогу ей. – Роза двинулась навстречу, но остановилась лицом к лицу с Леоном. – Поставь переноску.

Леон подчинился, и Роза опустилась на колени, принялась расстегивать ремешки, которые удерживали ребенка в кроватке. Она подняла девочку на руки и прижала крохотное тельце к груди. От этой картины у Леона в груди что-то сжалось, так что дышать стало практически невозможно. В этом было что-то одновременно знакомое и необычное. От этого у него в душе поднималось чувство наступающей беды и все внутри медленно обращалось в лед. Он не мог сдвинуться с места. И отвернуться тоже не мог.

– Наверное, она голодная. – По щеке Розы прокатилась слеза, отзываясь у Леона в груди презрением к себе. Перед ним были две ближайшие женщины в его жизни, они плакали, и он ничего не мог сделать, чтобы это остановить. Не знал как. Он не умел утешать младенцев, и, как оказалось, их присутствие его пугает. И он не заслуживал даже предлагать Розе утешение. Он предал ее.

– Ты в порядке? – Едва произнеся эти слова, он понял, что не стоило этого говорить. И то, как Роза поджала губы, как похолодели ее глаза, подтверждало его догадку.

Я не умею ухаживать за маленькими детьми. Не знаю, что делать. Я этого не хотела, – сказала она срывающимся голосом.

Что он мог на это сказать? У него не было никакого ответа. Оставалось гадать, что бы он сказал, если бы у него были воспоминания о прошлом. Как бы среагировал на эту ситуацию. На Розу и Изабеллу.

– Я пошлю кого-нибудь купить все, что ей нужно, – сказал он. Что дальше – он не представлял. Наверняка надо было сделать многое другое, но даже этот первый пункт плана давался ему с трудом.

– Хорошо, – натянуто сказала Роза. – Пожалуйста, просто… забери ее. – Она шагнула вперед, вложила ребенка в его руки, и Леону пришлось подхватить ее, прижать к груди. Он мог только смотреть на нее, скованный приступом невыносимого страха. Как будто перед ним была не четырехмесячная кроха, а тигр-людоед.

Когда он поднял взгляд, Роза исчезла. Оставила Леона наедине с его дочерью.

Розе казалось, что в ней ничего не осталось, кроме боли. Весь день она провела свернувшись в постели, – комок уныния, который ничто не могло заставить сдвинуться с места. Оставалось думать, что Леон как-то решит вопросы ухода за Изабеллой. Роза чувствовала себя немного виноватой за то, что пустила это на самотек. Но недостаточно, чтобы что-то по этому поводу предпринять.

Все равно у нее не было никакого опыта ухода за детьми. Ни у кого из ее подруг дети еще не появились, а она была единственным ребенком, и даже подрабатывать присмотром за чужими детьми ей в школе не приходилось. Она ничем не могла помочь. Зато в доме было полно прислуги. Леон сам разберется.

От этой мысли ее придавило еще большей тяжестью. Она не знала, как с этим всем разбираться. Не знала, как простить подобное.

Но она уже отдала себя Леону. Даже до того, как он к ней прикоснулся, Роза его любила, и ее чувства стали еще глубже с тех пор, как они начали спать вместе. С тех пор как у нее появилась новая надежда.

Дверь спальни открылась, и она села на постели, подтянув одеяла к груди, прикрываясь ими, хотя была полностью одета.