После концерта в Пикскилле, где куклуксклановцы пытались линчевать певца, даже профсоюзы стали бояться приглашать его. И вот один из величайших вокалистов современности постепенно расстается с тем, что было нажито в лучшие времена. Робсоны продают домик, отказываются от машины.

Артист начинает выступать по воскресеньям в маленькой негритянской церкви в Гарлеме. Но даже этой возможности его вскоре лишили.

«Как же все это сочетается со знаменитыми американскими свободами?» – спрашивали иногда американских дипломатов. Ответа не было.

В конце концов, возмущение народов, требования прогрессивных сил самой Америки заставили вновь открыть перед Робсоном концертные залы, вернуть ему заграничный паспорт. «Робсон снова поет, веселый, вдохновенный, могучий!» – кричали огромные заголовки газет. Люди часами простаивали в очередях, чтобы купить билет на его концерт…

Впрочем, не один Робсон испытывал к себе такое отношение со стороны официальных властей, не избежал его и знаменитый комик всех времен и народов, вполне белокожий Чарли Чаплин. Для Громыко, который, как и многие советские любители кино, знал Чаплина и восхищался им с детства, стало приятной неожиданностью, когда на одном из официальных приемов во время войны к нему подошел улыбающийся невысокий человек со словами:

– Здравствуйте, господин посол. Я – Чарли Чаплин.

Улыбка ему шла. Может быть, он знал, что без улыбки его, прославленного создателя веселых персонажей комических фильмов, и не представляют? Грустного Чаплина зрители узнали несколько позднее.

– Рад с вами познакомиться лично, – ответил Громыко. – Не только я, но и все в нашей стране, кто любит кино, хорошо вас знают. У нас еще до войны шли «Огни большого города», «Новые времена» и другие фильмы с вашим участием. Так что в СССР вас знают и любят.

– Спасибо за добрые слова, – ответил Чаплин. – Я слышал о том, что зрители в вашей стране доброжелательно относятся к моим фильмам и ко мне.

– А уж когда наши люди узнали о ваших высказываниях против фашизма, о вашей поддержке Советского Союза, симпатии возросли еще больше, – продолжил Громыко.

Чаплин высоко отозвался об известных ему советских кинокартинах. Самое главное, считал он, что в них нет ничего гнилого и пошлого, а это говорит о многом.

– Но почему же вы не ставите картин по произведениям таких великих писателей западного мира, как Гете, Байрон, Бальзак? – тут же поинтересовался Громыко.

– Потому что зритель более живо воспринимает картины, которые создают настроение оптимизма, веселое настроение, – тут же, не задумываясь, ответил Чаплин. Было очевидно, что он говорит давно продуманные им вещи, что у него есть своя философия и свои принципы. – Люди идут в кино, чтобы отвлечься от забот, потому что им нужна разрядка. Да ведь и в самой жизни много несерьезного. На экран попадает лишь ничтожная частица всего этого. Я думаю, что я прав, потому что мои фильмы пользуются популярностью.

К удивлению Громыко, оказалось, что великий американский киноартист неплохо знает русскую классику, что он читал Достоевского, Толстого, Тургенева, знает о Пушкине и Лермонтове…

Вторая встреча с Чарли Чаплином у Громыко произошла через несколько лет в Лондоне, когда великий комик уже навсегда покинул Соединенные Штаты, после довольно продолжительной кампании травли Чаплина как человека и артиста.

– Кто же вы теперь – американец или англичанин? – шутливо поинтересовался Громыко у знаменитого артиста.

– Пожалуй, правильнее всего – не американец, – в тон ему ответил Чаплин и уже серьезно добавил: – После тех помоев, которые выливали на мою голову в течение нескольких лет, меня начинает тошнить, когда я об этом вспоминаю. А за что – до сих пор не могу понять.

На самом деле он понимал.

– Меня преследуют за то, – волнуясь, говорил он советскому послу, – что я в своем искусстве придерживаюсь определенных убеждений и принципов, которые они не разделяют. А обвинения выдвигают, конечно, другие: то, что я будто бы не выплатил всех налогов, которые должен, но это неправда, а также то, что я не один раз женился. Если это преступление, то преступников в этом мире многие миллионы. Вот потому мне и пришлось сказать Соединенным Штатам: «Прощайте!». Но зачем я вам это говорю? Наверно, потому, что верю в честность вашей страны и ее представителей, хотя и не коммунист. Верю, что вы не используете мои слова мне во вред.

Громыко, конечно, хорошо знал, что в определенных кругах США Чаплина действительно считали чуть ли не левым радикалом и коммунистом. Он был тронут доверием знаменитого артиста и успокоил его: разумеется, никогда ничего из сказанного не будет использовано ему во вред.

Такая разная эмиграция

Во время работы в советском посольстве в США не раз приходилось встречаться Громыко и с представителями русской послереволюционной эмиграции, той самой, которую в наше время принято называть эмиграцией первой волны. Причем фамилии посетителей советского посольства часто бывали не просто громкими – легендарными.

Через несколько дней после нападения фашистской Германии на Советский Союз в советском посольстве раздался телефонный звонок. Звонил заместитель государственного секретаря Альфред Беркли.

– Видите ли, господин Громыко, я разговаривал с господином Керенским, который возглавлял Временное правительство вашей страны в канун Октябрьской революции. Он хотел бы встретиться с поверенным в делах СССР и просил меня посодействовать этой встрече.

Кажется, если бы Громыко сказали, что ему звонят из потустороннего мира, он бы удивился меньше. Да, он знал, что Керенский жив, что он действительно живет где-то в США и даже женат на какой-то богатой вдове. Но сейчас, когда началась страшная война с жестоким, сильным врагом, уже подмявшим под себя половину Европы, дела давно минувших дней стали не просто неактуальными – они были лишними. Из Москвы поступали сообщения одно тревожнее другого, все силы нужно было направить только на то, чтобы помочь стране, организовать хоть какую-то международную поддержку.

Что в такое время могло понадобиться Керенскому? Зачем он хочет встретиться? Чтобы позлорадствовать? Вряд ли. Его никто не будет слушать. Чтобы помочь? Чем он, политический банкрот, может помочь стране в эти дни смертельной опасности? Нет, в любом случае выходило, что встречаться с Керенским незачем. Об этом Громыко и заявил Беркли. Тот не настаивал. Громыко сообщил о происшедшем в Москву. Его отказ о встрече с бывшим Верховным правителем России там приняли как должное. Не до Керенского было Москве в те дни.

Из политических «мастодонтов» минувших времен пришлось Громыко встретиться в США еще с одним из их представителей – со знаменитым меньшевиком Даном. Правда, Дан в советское посольство не звонил, о встрече не договаривался. Она произошла случайно, когда Громыко с сотрудником посольства В. Базыкиным решили однажды посетить один из популярных русских ресторанчиков на 41-й стрит и, если повезет, пообщаться с кем-либо из русской эмиграции, узнать их настроения. Назывался ресторан «Тройка». В этом-то ресторане и подошел к