Но собаки не было. Никаких звуков не раздалось, когда они приблизились и уставились на двухметровую преграду. Калитка в заборе имелась, из такого же профильного листа, посаженного на металлический каркас. Камаев осторожно подергал ручку.

– Заперта изнутри. – Он еще раз дернул. Звякнул металл. – Там замок навесной, похоже. Не взломать.

– Подсади меня, я посмотрю, что там.

– Только аккуратней. Руки не обрежь.

Они немного постояли, прислушиваясь. Камаев присел и сложил руки в замок. Жанна осторожно поставила на них ногу, почувствовала легкий толчок. Ее подкинуло вверх, она зацепилась руками за край листа, чуть подтянулась, стараясь не высовываться слишком сильно. Дом стоял от забора метрах в трех. Виднелись необработанные грядки, заросшие сорняками. Впереди, чуть высунувшись из-за фасада дома, торчал бампер серого «Опеля». Да, не ошибся Камаев: правильно определил дом. Чуть правее к задней стороне забора примыкал низенький сарайчик.

– Можно на крышу сарая перелезть, а оттуда во двор, – доложила она, когда ее спустили на землю.

– Окна куда выходят?

– На задней стене окон нет. К счастью. Типичный пятистенок. Сзади в таких домах коровник или дровяной сарай делали.

– Какие познания! Я и не знал, что стюардессы такие умные бывают, – голосом кота Матроскина сказал Камаев.

– Подумаешь, я еще и на машинке строчить умею… – парировала она и хохотнула. От нервов.

И тут Камаев твердо взял ее за плечо.

– Ты понимаешь, что мы можем влипнуть?

Она кивнула. Камаев вздохнул и помотал головой как человек, который понимает всю безнадежность положения, но не имеет возможности отказаться.

Потом они еще немного поприпирались о том, кому лезть первому. Камаев настаивал, что это должен быть он. Жанна не соглашалась. Где-то в глубине души она опасалась, что Камаев готов идти на подвиг в одиночку, оставив ее куковать в лесу. Так что она решительно доказывала, что разумнее залезть ей и потом подтянуть Камаева. Все же он сдался.

Они подошли к месту, где за забором находился сарай. Камаев нагнулся, легко обнял Жанну за колени и поднял, она, неловко цепляясь и пыхтя, перебралась на крышу. Камаев подпрыгнул, зацепился, подтянулся. Жанна схватила его за плечи и потащила. Вытащила. Не тратя время на отдых, они спрыгнули на землю и осторожно пошли к дому. Сердце у нее колотилось то ли от напряжения, то ли от страха. Если бы сейчас кто-то вышел им навстречу, оно бы просто остановилось.

Задняя часть дома действительно оказалась сараем. В него вела сколоченная из неокрашенных досок щелястая дверь. В сарае пахло застарелым куриным пометом и еще чем-то столь же неаппетитным. Сейчас курятник использовался как дровяной склад и хранилище всякого барахла. Дрова тоже были старые, покрытые лишайником, видно, остатки запасов. Возможно, хозяева жили тут только в летний период.

Изнутри курятника в дом вела лестница. Довольно широкая, с перильцами. На площадке перед входом виделось что-то вроде будки с узкой дверцей, закрытой на деревянную щеколду. Еще одна дверь, обитая продранным во многих местах дерматином, скорее всего вела в дом. Послышались шаги. Камаев бросился к лестнице, утягивая за собой Жанну. Они забились в небольшое пространство под ступенями. Дверь над ними скрипнула. Кто-то вышел на площадку. Раздался деревянный стук, на голову посыпался мусор. Человек, похоже, зашел в ту самую будку, послышались шорох и звяканье, потом зажурчало. Жанна зажала нос руками, только сейчас поняв, откуда исходил неприятный запах. Человек, справив нужду, вышел. Они услышали уже знакомый скрип дерматиновой двери.

– Ну что там, ответили? Нет? Сколько нам тут торчать-то, Сало? – раздался голос у них над головами.

– Да фотки только ж отправили, – ответили ему. – Подождем. Раз ты вышел, то проведай мальца, Зяба.

– Да куда он денется! Надоел! Опять реветь начнет. Я не нанимался сопли вытирать.

– Хочешь, чтобы соседи услышали? Ну-ну. – Голос стал громче, видно, собеседник подошел ближе.

– Да чтоб его… – выругался невидимый Зяба. Дверь с шумом закрылась.

* * *

Жанна и Камаев еще немного посидели в укрытии, пока ноги совсем не затекли.

– Мальчик в доме. – Жанна терла занемевшие икры.

Медленно они поднялись по ступенькам, приоткрыли дверь, заглянули в щелочку. За дверью оказалось сумрачно, пахнуло вареной картошкой и табаком. Чуть дальше по коридору из полуоткрытой двери доносились голоса, кажется, работал телевизор. Камаев зашел первый, за ним Жанна, они осмотрелись. Слева в проеме белела побелкой печь. Возле нее лежало несколько поленьев. Камаев заметил кочергу и осторожно взял. Какое-никакое, а все же оружие. Если тот, кого некий Сало называл Зябой, ходил проведать пленника, то он где-то здесь. Дверь нашлась с противоположной стороны от печи. Стальной крючок из толстого стержня закрывал ее снаружи. Камаев и Жанна переглянулись. Стараясь не звякнуть, Камаев откинул крючок. Осторожно вошли, хлипкие половицы прогибались под их шагами. Комнатка оказалась маленькой, с тусклым и давно немытым окном и заплесневелыми обоями.

Мальчик спал на топчане. Спал, свернувшись калачиком, подложив ладошки под щеку.

Внезапно он вздрогнул и открыл глаза. Лицо его скривилось, Жанна бросилась к нему, обняла.

– Тихо, малыш, тихо. Только не кричи. Рони, дорогой. Все хорошо. Мы друзья твоей мамы.

– Где она, где моя мама? – хныкнул Рони.

– Мама ждет. – Она подняла его с койки и взяла на руки. – Только надо молчать и быстро бежать. Умеешь?

Рони кивнул. По коридору кто-то шел, тяжело ступая и ругаясь хриплым басом.

– Вот же зараза, и выпить никак. От этого чифира только ссаться… почем зря. – Шаги остановились возле двери. – Зяба, полудурок, ты чего дверь-то не закрыл? Говна кусок.

* * *

Дверь дернулась. Рони громко вздохнул. Жанна, понимая, что сейчас раздастся крик, прижала его лицо к своей груди.

Послышался скрежет, шаги проследовали дальше.

– Запер, – одними губами произнесла потрясенная Жанна. – Он нас запер!

Сало (если это был он) прошаркал в сторону уборной, а через несколько минут обратно. Ильяс медленно выдохнул, разжал руки, стискивающие рукоять кочерги. Ведь он готов был пустить ее в ход. А сумел бы он ударить человека, раскроить череп, видеть, как вылезает из разбитой головы серая масса? Он сказал Жанне, что это не кино. И был прав. Это не кино, а он не герой, в одиночку спасающий мир.

– Что делать? – услышал он шепот Жанны. Та все еще прижимала к себе мальчика.

– Попробуем через окно.

Ильяс осторожно подвинул в сторону табуретку, на которой стояла тарелка с недоеденной и уже заветрившейся картошкой. Шпингалеты на раме оказались плотно покрыты слоями масляной краски. Похоже, их не открывали лет десять, а то и двадцать. Кочерга тоже не помогла. Тут надо долбить, выбивать шпингалеты из деревянного