Но решение об отчислении принято не было, так как сессия еще не закончилась. Алексей об этом не знал. Идти жаловаться, требовать справедливости? Но что мог восемнадцатилетний паренек, весь жизненный опыт которого заключался в дворовом детстве да боксе? Он просто перестал ходить на занятия, целиком посвятив себя тренировкам и соревнованиям и в конце концов действительно был отчислен в мае ввиду несдачи зимней сессии и систематических прогулов. За Киселевым уже следили армейские спортсмены, и на следующий день после отчисления заявились с милицией домой и отправили на срочную службу. Алексей попал в Таманскую дивизию, откуда быстро был переведен в ЦСКА и начал выступать под армейскими знаменами. На одном из турниров встретил тренера Богаева:

— Как дела?

— Восстанавливаться хочу, не знаю, как...

— Сходи к Николаеву.

Киселев пришел на прием, объяснил, как дело было.

— Ах, напрасно вас отчислили, — заволновался Николаев. — Ну, ничего, это мы поправим. Где ваши документы?

— Я их и не забирал отсюда.

— Тогда совсем просто... — Николаев позвонил в отдел кадров.

— Ваши документы действительно здесь. Знаете что, напишите-ка заявление о восстановлении.

Это было в ноябре 1958 года. Алексей пытался восстановиться на текущий второй курс, хотел нагнать группу...

— Нет-нет, зачем же так спешить? К тому же при интенсивных тренировках вы просто обрастете «хвостами». Лучше начните с 1 сентября 1959 года и спокойно учитесь.

Так и вышло. Алексей учился на кафедре сварки у Николаева, продолжал заниматься спортом и, с учетом академического отпуска, который брал для подготовки к Олимпиаде в Токио, закончил МВТУ на три года позже своих сверстников. Диплом писал, будучи уже серебряным призером Олимпиады!

— У меня всегда голова болела о занятиях, зачетах, курсовых, — рассказал Киселев. — А тут Георгий Александрович соблазняет меня дипломной работой по новой теме, очень интересной, на его взгляд. Мне пришлось засесть за математику, сопромат, книги по сварке... Но когда я с успехом защитился, то вдруг ощутил пустоту. Раньше я пропускал из-за учебы предварительные сборы, а на основных занимался как проклятый после тренировок, а здесь — не нахожу себе места: могу отдыхать, лежать на пляже, как все товарищи из Инфизкульта... Георгий Александрович встречает меня после соревнований. «Поступайте в аспирантуру, — говорит. — Сейчас пайка очень перспективна, а мы ее подробно не исследовали, вот вы, Лешенька, и займитесь». И прямо в машине начинает делать наброски: пайка встык, внахлест...

— Так сразу и поступили в аспирантуру?

— Да, практически сразу. Бегу на тренировку, я ведь еще действующим спортсменом был, ко второй Олимпиаде готовился, а в сумке образцы пайки. И установку надо собрать, и заказ на завод отдать. Теперь, когда приходят ко мне перворазрядники, просят помочь (тяжело, мол, Алексей Иванович, совмещать с учебой), я смеюсь: в сборной страны был, и то без скидок учился. Только на пятом курсе получил индивидуальный график.

— Как вы подружились с Георгием Александровичем? — спрашиваю. — Верно ли, что вы были его приемным сыном, или это легенда?

— Легенда. Дело было так... Видно, чувствовал вину за то, что невольно посодействовал моему отчислению. И стал проявлять ко мне внимание.

— Вы на лыжах ходите? — спрашивает он однажды.

— А как же, — отвечаю, — это входит в мои тренировки.

— Не хотите ли как-нибудь в воскресенье пойти вместе?

И мы с ним стали часто кататься в Измайловском парке, разговаривая на разные темы. Бывал он и в нашей семье. А когда у меня появились дети — два сына — дед придет к нам, а малыши к нему прижмутся, обнимут — он млеет...

— Он помогал вам деньгами, как другим своим студентам и аспирантам?

— Однажды, перед Олимпиадой в Мехико, он говорит мне, смущаясь: «Лешенька, давай я помогу тебе купить кооперативную квартиру. Отдашь, когда сможешь». Я очень нуждался в жилье: женился, родился сын. Еду, говорю, защищать честь страны, должны же они дать мне хотя бы однокомнатную квартиру...

— Я никогда не брал у него ни копейки, — продолжает Киселев. — Георгий Александрович повторял: «Что же это за Лешенька — все сам...» Мы и на отдыхе платили каждый за себя.

Георгий Александрович, когда давал взаймы, назад денег не брал. Человек возьмет, а отдать ему нечем. Начинает чувствовать себя виноватым, при встрече опускает глаза. И теряется дружба: не из-за Николаева — он и забыл, что давал, а сам человек пропадает. Я же мог что угодно в глаза ему говорить... Правда, иногда был неоправданно резок, о чем сожалею.

Теперь и дня не проходит, чтобы мы с женой не вспомнили Георгия Александровича. Настолько умный, проницательный — все видел... Когда он был жив, мы то и дело критиковали его, а сейчас начинаем понимать, как часто он был прав. Вспоминаем его как святого человека.

Георгий Александрович долго уговаривал меня возглавить кафедру физвоспитания. Я не соглашался, хотел продолжать заниматься пайкой.

— Послушай, Алексей, спорт — это твоя жизнь... Когда я прихожу в Минвуз, меня спрашивают: «Ну, как там Киселев?» — «Хорошо, говорю, докторскую заканчивает, на предзащиту выходит». — «Да нет, — говорят, — вы про боксера Киселева скажите...» Всюду тебя знают как спортсмена.

Георгий Александрович с Алешей и Димой Киселевыми. 1968 г.

Алексей и Ирина Киселевы с Георгием Александровичем на отдыхе. 1964 г.

Георгий Александрович продолжал убеждать меня:

— Ты пойми, кафедра не всегда будет свободна. Неужели потом, когда ты созреешь, мы будем другого человека снимать, чтобы тебя поставить? Не будем. Да и знаю твою порядочность — ты сам на это не пойдешь.

Я тогда так и не согласился, а Георгий Александрович Валеру Попенченко пригласил, а уж после его смерти я сюда пришел.

— Николаев удивительно умел разглядеть уникальность человека...

— Я с Георгием Александровичем дружил с 1959 года вплоть до его смерти, — продолжает Киселев, — считай, тридцать три года.

— А я знал его 18 лет, а последние шесть лет особенно крепко дружили...

— Это были его лирические годы, когда он оставил должность ректора и целиком вернулся на кафедру...

— А как он относился к деятельности своего преемника Елисеева?

— Я думаю, что Алексей Станиславович предвидел все, что мы теперь вводим: бакалавры, магистры... — немного помолчав, ответил Киселев. — Но делал это топорно. Ввел жесткую