быть уверен, что с вами и дальше все будет хорошо.

— Я ведь не ваша… собственность.

— Англиканская церковь смотрит на это иначе.

— У меня проблемы с дыханием. Горло порой сжималось так, что невозможно было дышать. При болезнях легких, к сожалению, положение быстро ухудшается. У меня начинался жар, потом мне пускали кровь.

— А как ваше здоровье теперь?

— Болезнь дает о себе знать реже. Надо сказать, приступов не было уже несколько лет.

— Ужасно, что вам пришлось так провести все детство.

— Я научилась находить в этом положительные моменты. — Лицо ее стало будто каменным. И очень серьезным. — Сначала я с трудом переносила кровопускания, но потом стала представлять, что они делают меня сильнее. Что из моего тела уходит все плохое, что боль неким образом укрепляет его. — Взгляд стал отстраненным, будто обращенным внутрь. — Помню, как я первый раз без разрешения ушла из дому. Подобные поступки были непозволительными для меня. Я бежала по полю, дышать было тяжело, но я старалась не обращать внимания. Мне даже это нравилось, стало для меня знаком свободы. Я случайно упала, и боль вернула меня в реальность. Крупицы земли остались на коже. И это было… так прекрасно.

Бриггс не мог пошевелиться, и вовсе не потому, что не знал, как поступить. Нет, признание не было настолько сильным, чтобы лишить его дара речи, но внезапно появилось желание остановить мгновение и задержаться в нем. Сосредоточиться на внутренних ощущениях. Говоря о боли, Беатрис преобразилась. Это чувство определенно придавало ей сил.

И оно было ему знакомо. Однако он был не тем, кто получал, а тем, кто давал. Ощущение абсолютного контроля, так не похожее на все остальное.

Мир казался ему неправильно устроенным. Все в нем было плохо ощутимо. Он не всегда мог себя сдерживать и находил утешение в увлеченности растениями, в частности, выращивании цветов. Это дело требовало аккуратности и было весьма трудоемким. Став старше, он чаще погружался в фантазии, связанные с женщинами. Научился управлять удовольствиями, как управлял орхидеями.

Он и представить не мог, что Беатрис будет тем человеком, который сможет его понять. Она говорила о боли так… как никто из встречавшихся в его жизни. Оттого он замер, чтобы осмыслить услышанное. Он вглядывался в ее лицо, изучал изменившееся выражение и все отчетливее ощущал охватывающую его страсть.

— А сейчас проблем с дыханием нет? — поинтересовался он, стараясь отвлечься. — Как сейчас вы себя чувствуете?

— В целом все под контролем. Сейчас приступы прекратились. Много лет я вообще не болела. Но доктор считает, что легкие мои по-прежнему слабые. Потому он не рекомендовал мне… вынашивать ребенка, есть вероятность, что я не смогу пережить роды. Из-за проблем с дыханием.

— И, полагаю, склонности к другим заболеваниям.

— Да, вероятно, — ответила она, глядя куда-то в сторону.

— И потому вы никогда не видели спаривание ежиков, — добавил Бриггс.

— Спаривание? — Беатрис наморщила носик. — Звучит неприятно.

— Надо не слушать, а смотреть.

Он готов сделать последний шаг, перейти черту. Он был готов к этому, когда прижимал ее к себе прошлой ночью.

— Это слишком упрощенно, разумеется. То, что требуется для зачатия ребенка.

— Но эти вещи связаны, — с нажимом произнесла Беатрис. — Это меня успокаивает. Внушает уверенность, что от меня скрыто не так много, как я опасалась.

Она не понимала, о чем говорила.

— Это гораздо больше, чем кажется.

— Вы меня расстроили.

— Думаю, когда вы все узнаете, совсем не будете расстроены. Вы когда-нибудь целовались с мужчиной? — Он уже знал ответ — нет.

— Нет, — ответила Беатрис и залилась румянцем.

— Даже с вашим другом Джеймсом?

Она отвела взгляд.

— Я сразу сказала ему, что не влюблена в него.

— Любовь не всегда важна, если присутствует влечение.

— Все это так сложно.

— Соглашусь с вами. Но чаще восхитительно. Страсть вспыхивает и между теми, кто в жизни испытывает презрение друг к другу. Или к тому, связь с кем совершенно невозможна. — «Ходишь по краю, Бриггс». — Вас охватывал рядом с ним жар?

Она отпрянула и посмотрела на него во все глаза:

— Нет.

Ответ доставил эгоистичное удовольствие.

— Значит, он для вас только друг.

— Я же вам сказала. — Дыхание ее сбилось.

Он не должен так себя вести. Как человеку искушенному, ему следовало понимать, что не стоит подталкивать к краю ни ее, ни себя. Его уже не изменить, даже если бы вкусы в сексе были более традиционными. Он научился подбирать себе партнерш, знал, как вызвать в женщине влечение. Знал, как заставить ее понять свои вкусы. Но какова сейчас его цель? Ведь это никак не связано с тем, что ему поручено.

— Иногда я ощущаю прилив тепла, когда рядом вы, — тихо произнесла Беатрис.

Проклятие.

— Это началось недавно?

— Так было всегда, — ответила она почти шепотом, словно открывала большую тайну.

Сейчас совсем не стоит вспоминать момент, когда он касался ее ягодиц. Не стоит думать о том вечере, когда он раскачивал ее на качелях, а ночная сорочка облегала тело, подчеркивая формы.

— Если я вас поцелую, ощущения станут еще ярче. Существенно. Тогда вам будет проще понять. Захочется большего. Тогда самым логичным будет убрать все преграды.

— Я не…

— Одежду. — Бриггс мучал прежде всего себя и не понимал зачем.

Надо избавиться от боли, а не сделать ее сильнее.

— Я знала, что обнаженные нимфы как-то с этим связаны. — Беатрис смотрела на него, сидя в оцепенении.

— Обнаженные нимфы?

— Я видела их в книге. В библиотеке отца. В его собрании были… — Она опять покраснела. — Обнаженные женщины. Нимфы, бегущие от мужчин.

Бриггс сжал зубы, напомнил себе, что самоконтроль нужен еще и в таких случаях.

— Да. Они убегали, чтобы сохранить целомудрие. Ведь мужчины, если бы поймали, лишили их его…

— Вы говорите загадками. Что бы они сделали? Я хочу знать.

— Вы осведомлены о том, чем различаются мужчины и женщины?

Его первая жена получила общие знания от своей матери перед свадьбой. Подобное ей не пришлось объяснять.

Но Беатрис… Ей пришлось бы все рассказывать, если бы им предстояла брачная ночь. К счастью, это не так.

Бриггс всегда любил играть с огнем, но сам не понимал, почему продолжает мучать себя, вместо того чтобы закончить разговор.

Беатрис же выглядела очень заинтересованной.

— Я знаю немного о строении тела человека, — кивнула она. — Видела картинки в научных книгах. И… скульптуры.

Ну конечно, античные скульптуры, представляющие мужские достоинства весьма скромных размеров. Едва ли они способны дать верное впечатление о мужском теле. По крайней мере, не о его.

«Ей не нужно представление о твоем теле».

— При всех различиях, мы созданы для соединения, — произнес он. — Таким