Достаточно сказать, что мы это пережили. С расстояния прожитых лет трудно судить, насколько мы были близки, и можно ли сравнить эту близость с моей близостью с тем, кто был так похож на моего космического кавалера, который ухмылялся, когда переходил на скорость света (а мне все равно не нужна была помощь).

И, когда суровое испытание нашей дружбы было позади, Харрисон уснул, а я старалась уснуть. Боже, как он был красив. Я простила его за то, что он не любил меня так, как мне могло бы хотеться, – и почти простила себя за то, что мне этого не хотелось. Я пыталась последовать за ним в страну снов, но у меня не получалось, и я просто лежала и дышала рядом с ним в темноте, думая о том, что ему снится, и надеясь, что если я все-таки усну, то проснусь раньше его. Может быть, разговор мне сейчас дался бы лучше – ни он, ни его персонаж меня уже так не пугали.

Кое-что я по-прежнему считаю слишком личным.

Удивительно, да? Если не вдаваться в детали, то можно подумать, что все, что я говорила и делала, я выставляю на всеобщее обозрение. Как раз туда, где это ценнее всего. Но секс – это личное. Это может быть одной из причин, по которой мы занимаемся им в основном обнаженными. Как только падает одежда, возникает ситуация, которую я не буду описывать словами. Если одежда не надевается обратно, то разговоров тоже не жди.

Так что, с нехарактерной для себя сдержанностью, я опускаю все подробности и разрешаю себе поделиться только самой общей информацией о том, что произошло между мной и господином Фордом в ту роковую пятницу в мае 1976 года. Это относится и к тому, что происходило между нами с Харрисоном в последующие пятницы. Потому что это время мы проводили вместе и устраивали ночевки, как приличные подростки. После ночи мы проводили вместе весь день. Так все и было. Кажется, припоминаю, как он читал газету, а я… притворялась, что чем-то занимаюсь.

Личные вопросы можно оставить при себе, потому что я едва помню, чем мы занимались в первые выходные. Я не знала, как пережить эти бесконечные пять дней съемок после тех первых выходных. Эти пять дней на съемочной площадке тянулись бесконечно, и нам приходилось вести себя так, как будто и не было никаких выходных. Будние дни мы проводили держась друг от друга подальше. Не то чтобы мы об этом специально договаривались. Мы просто догадались, что лучше проводить будни так, как будто не было не только тех первых выходных, но и всех последующих тоже.

Несмотря на общеупотребительную фразу «ходить на свидания», которая описывает то, чем занимаются двое людей, которые проводят время вместе, мы с Харрисоном почти никуда не ходили и не хотели ходить.

Вместо этого мы ходили друг к другу в гости. Помню, что чаще всего в выходные мы были в моей съемной квартире в Эсмонд-корте, а может, туда просто возвращает меня моя память, когда я вспоминаю семидесятые. Я знаю, что хотела проводить время вместе именно там, а не у него.

Мне больше нравилось, когда Харрисон оставался у меня, потому что я жила в квартире своего друга и она была лучше. Извините, но это так. За первый фильм мы все получали зарплату около 500 долларов в неделю. Я родом из состоятельной семьи (которая, однако, испытывала в последнее время некоторые финансовые трудности) и могла позволить себе снять хорошую квартиру, даже если бы не одолжила квартиру у Риггса, а у Харрисона дома была жена и двое детей, так что, чтобы обеспечивать их, он снимал самое скромное жилье, которое ему нашла студия. И когда возникал вопрос, к кому поедем, выбор скоро стал очевиден. Однажды, в один из тех редких случаев, когда мы все-таки ночевали у Харрисона, Марк и его вездесущий друг Питер заявились туда без приглашения. Было около одиннадцати утра, и выглядело довольно странно, что я там. Было ясно, что я не заскочила на поздний завтрак, потому что нигде не было ни булочек, ни яиц и мы не репетировали сцены. Харрисон пригласил Марка войти, вернулся за стол, где мы сидели, сел напротив меня, взял меня за руку и томно произнес:

– Мы помолвлены.

Это как прятаться в чистом поле – он как бы пошутил, что между нами что-то есть, но это не было похоже на правду – отличный прием, которым я пользуюсь по сей день.

Но еще я знаю, что сама точно не знала, чего хочу от отношений с Харрисоном. Я могла очаровать кого угодно – всех, кроме него. Эти слова я написала в одном из дневников, которые вела во время съемок «Звездных войн». Самого первого фильма, или четвертого эпизода. Дневников, которые я нашла совсем недавно, когда делала ремонт в своей спальне. Я просмотрела множество коробок, которые были спрятаны под половицами, как настоящий клад, и наткнулась на три исписанные тетрадки, которые я вела в то удивительное время и быстро забыла, что они вообще у меня были. И что они помогали мне сохранять остатки разума.

Когда я их прочла, меня потрясло то, насколько они необычные, и тогда же я задумалась об их публикации. (Я все еще рассматриваю эту возможность. А вы что думаете?)

Я вела дневники по двум причинам: во‑первых, я всегда их вела, примерно с двенадцати лет. Казалось, что меня это успокаивает: все, что хранилось в беспорядке у меня в голове, я помещала на бумагу, где оно причиняло меньше беспокойства. Прямо как в поговорке «не держи в себе», хотя, по-моему, так говорят про рвоту. Больше подходит пословица «Лучше пустой дом, чем злой хозяин». Не то чтобы записи в тетрадях помогали совсем освободить голову – пусть кто-то может со мной не согласиться, – но уже хорошо, что они спасали от перегрузки.

Вторая причина, по которой я их вела, заключается в том, что я не могла поговорить с Харрисоном. В общем-то, ни о чем, но особенно о «нас», если вообще были какие-то «мы». Я не только не могла поговорить с Харрисоном, но наши совместные выходные еще и держались в тайне, так что о них лучше было вообще не рассказывать никому, кроме дневника. Я чувствовала, что никому не могу доверить разговора о нас с Харрисоном, потому что он был женат. И не на мне.

Так что могло получиться неловко, если я кому-то расскажу, потому что этот кто-то мог рассказать еще кому-то, а этот кто-то кому-то еще, пока наконец обо всем не узнает жена Харрисона, которая точно не обрадуется. И никто этого не хотел. Мы не обсуждали этого с Харрисоном. Просто молча этого не хотели.

Это нечто само собой разумеющееся и необязательно выражается словами, когда ты встречаешься с женатым человеком, если, конечно, он сам не говорит тебе, что жена его не понимает и он хочет уйти от нее к тебе. Или, в данном случае, ко мне. Но никто никому не говорил, что его не понимают, и поэтому никто не собирался уходить от жены. Вот так.

Я знала о таких самих собой разумеющихся вещах только из книг и фильмов. У меня никогда не было романа с женатым мужчиной. Я едва находила общий язык с неженатыми. И после этого я тоже никогда не встречалась с женатыми. Как я уже упоминала, до Харрисона у меня были всего одни хоть какие-то отношения.

Но Харрисон об этом не знал. Он знал только… По сути, он не знал ничего из моей жизни до тех романтичных выходных, полных незабываемой страсти. Ну, только общие факты, которые обычно пишут в анкетах. Имя. Имена родителей. Братьев и сестер. Друзей. Образование. Кроме того, истории из жизни, которые я рассказывала, должны были показать меня в лучшем свете. Забавные истории! Как со мной весело! Как я беззаботна и неотразима!