Через несколько минут к ним присоединился Дэвидсон ирассказал, как он однажды напился на пикнике, ввалился в палатку и наблевалчуть не на голову какой-то толстой тетке, на которой не было ничего, крометрусов. Она, по его словам, не рассердилась и даже позволила ему «за себяподержаться», как он выразился.

Потом Бейкер рассказал, как они в детстве «пускали ракеты»,и один парень по имени Дэви Попхэм спалил себе все волосы на заднице. «Вонял,как свинья», — сказал Бейкер. Гаркнесс так смеялся, услышав это, что получилпредупреждение.

После этого начался подъем. Истории передавались по цепочкеидущих, пока Бейкер (не тот — Джеймс) не получил пропуск. После этого всякоежелание шутить пропало. Некоторые заговорили о своих подружках. Гэррети ничегоне сказал о Джен, но сейчас, в этом угольном мешке ночи, она казалась емулучшим в мире из всего, что он когда-либо видел и знал.

Они прошли через спящий городок, вдоль шеренгимертвенно-бледных фонарей, продолжая переговариваться шепотом. У одного издомов на скамейке сидела молодая пара, прижавшись друг к другу. Девушке было небольше четырнадцати. Их тени, сливаясь, падали на дорогу, и идущие перешагиваличерез них в наступившей вдруг тишине.

Гэррети обернулся, уверенный, что рычание вездехода разбудитих. Но они все так же сидели, безразличные ко всему на свете. Он доел остатокконцентратов и почувствовал себя немного лучше. Олсону ничего не осталось.

Странный этот Олсон — Гэррети еще шесть часов назад былуверен, что он мертв. Но он все еще шел и больше не получал предупреждений.Человек на многое способен, когда на кону оказывается его жизнь. Они прошли уже54 мили.

За безымянным городком разговор умолк. Они прошли в молчанииоколо часа, и к Гэррети снова начал подкрадываться сон. Он доел печенье материи зашвырнул фольгу в кусты на обочине.

Макфрис извлек из своего рюкзака зубную щетку и чистил зубы— без пасты. «Распорядок дня, — подумал Гэррети. — Ужин, чистка зубов, здоровыйсон. Люди машут тебе, и ты им машешь — так принято. Никто не ссорится (кромеБарковича) — тоже потому, что так принято».

Или нет? Он вспомнил, как Макфрис крикнул Стеббинсу, чтобытот заткнулся. И как Олсон жадно, не поблагодарив, схватил сыр, который он далему. Эти фрагменты выглядели ярче, острее на тусклом распорядке дня.

В одиннадцать вечера одновременно произошло несколькособытий.

Прошел слух, что мост впереди смыло во время грозы, иДЛИННЫЙ ПУТЬ — будет временно приостановлен. По рядам идущих прошла волнаоживления, и Олсон спекшимися губами пробормотал: «Слава Богу».

Тут же Баркович начал кричать что-то идущему рядом парню сдурацкой фамилией Ранк. Тот попытался ударить его, что было строжайшезапрещено, и тут же получил предупреждение. Баркович легко увернулся от удара,продолжая кричать:

— Ну, сукин сын, давай! Я еще спляшу на твоей могиле! Давай,балда, шевели ногами! Все равно сдохнешь здесь!

Ранк ударил еще раз. Баркович отскочил и налетел на парня,идущего сзади, и они оба получили предупреждения. Теперь солдаты смотрели наних внимательно, хотя и спокойно, — как люди на муравьев, волокущих крошкухлеба.

Ранк пошел быстрее, не глядя на Барковича. Тот, взбешенныйполученным предупреждением (он налетел на Гриббла, того самого, что хотелсказать Майору, что он убийца), заорал:

— Эй, Ранк, твоя мать брала в рот на 42-й улице! Тут Ранкповернулся и вцепился в Барковича. Раздались крики «Эй, хватит!» и «Брось этодерьмо!», но Ранк как будто не слышал. Он побежал за Барковичем, которомуудалось вырваться, споткнулся и упал на асфальт, раскинув ноги. Он получилтретье предупреждение.

— Давай, балда! — вопил Баркович. — Шевели жопой!

Ранк попытался встать и упал назад.

Третьим, что случилось в одиннадцать, была смерть Ранка.

Сначала щелкнули затворы, и в повисшем молчании прозвучалголос Бейкера:

— Ну вот, Баркович. Теперь ты убийца.

Грянул залп. Тело Ранка подпрыгнуло и безжизненно вытянулосьна дороге.

— Он сам виноват! — взвизгнул Баркович. — Ты видел, онударил меня!

Пункт восьмой!

Все молчали.

— Хрен вам! Вам всем!

— Вернись и спляши на нем, Баркович, — посоветовал Макфрис.— Повесели нас. Тебе же хочется, я знаю.

— Твоя мамаша тоже брала в рот, меченый! — хрипло прошипелБаркович. — Не терпится увидеть, как твои мозги разлетятся по дороге, —спокойно сказал Макфрис. Он дотронулся до шрама и тер его, тер. — С большимудовольствием погляжу на это, ублюдок.

Баркович бормотал еще что-то, но все отвернулись от него ипродолжали идти, нагнув головы.

Они прошли уже 60 миль, а никакого моста так и не было.Гэррети начал думать, что его и нет, когда они перевалили небольшой холм иокунулись в озеро электрического света — фары нескольких грузовиков,сгрудившихся перед остатками деревянного моста.

— Как я люблю этот мост, — прошептал Олсон, закуривая однуиз сигарет Макфриса.

Но когда они подошли ближе, Олсон выругался и отбросилсигарету прочь.

Часть моста уцелела, и люди из Эскадрона быстровосстанавливали остальное.

Времени не хватало, поэтому рядом с мостом они навелипонтонную переправу из тяжелых армейских грузовиков, связанных проводом.

— Мост короля Людовика Святого, — мрачно заметил Абрахам. —Может, если кто впереди топнет, он опять обвалится.

— Мало надежды, — сказал Пирсон. — А, черт!

Трое идущих впереди ступили на мост и, не оглядываясь,перешли на другую сторону. Их ботинки гулко стучали по доскам. Солдатыспрыгнули с вездехода и пошли вперед вместе с участниками. Двое дорожныхрабочих в комбинезонах и зеленых резиновых сапогах стояли у обочины и смотрели,как они идут. Один из них вдруг хлопнул товарища по плечу и сказал:

— Вот он, Гэррети.

— Давай, парень! — крикнул другой. — Я поставил на тебядесять баксов!

Двадцать к одному.

Гэррети помахал им и ступил на мост. Доски жалобнозаскрипели под ногами, и он оказался на другой стороне. Скоро дорога сделалаповорот, и свет грузовиков померк позади.

— А ДЛИННЫЙ ПУТЬ — когда-нибудь останавливали? — спросилГаркнесс.

— Не думаю, — ответил Гэррети. — Что, материал для книги?

— Нет, — Гаркнесс выглядел уставшим. — Просто так.

— Его останавливают каждый год, — сказал сзади Стеббинс. —Но только раз.