— Ой, простудилась? — спрашивает Ан.

— Слишком громко подпевала в субботу, — говорю я, и она смеется.

— Ты не очень расстроена, нет? — спрашивает Ан.

Интересно, действительно ли она обо мне беспокоится или просто хочет знать, исключена ли конкуренция?

— Нет, конечно, — бравирую я. — Я же в прошлый раз сказала, что это было давным-давно, когда я немножко по Симону сохла. No big deal[18] все уже давно прошло.

Я могу только надеяться, что она верит мне, потому что это большая жирная ложь.

В четыре часа я зашвыриваю портфель в угол. Я даже делаю усилие, чтобы больше не открывать Фейсбук. Симон несвободен, а от Брама я больше никогда ничего не получу. Разве что он в больнице с потерей памяти, иначе мне действительно уже не на что надеяться.

Девушка может позволить дурачить себя, но всему есть предел. И только я собираюсь провозгласить этот день самым сволочным в моей жизни с тех пор, как от нас ушел папа, звонит телефон.

Это Жюли.

ГЛАВА 13

Три минуты спустя я, тяжело дыша, стою у дверей Жюли. Всхлипывая, она спросила, не хочу ли я приехать, и я без всяких зачем и почему сразу сказала «да», сорвалась с места и вскочила на велосипед. Потому что это очень просто: когда твоя лучшая подруга рыдает и просит о помощи, все остальное не имеет значения. Тогда последние недели исчезают и остаются только предыдущие годы. Очень просто.

Дверь моментально распахивается, словно Жюли стояла за ней, поджидая, когда я приду. Она тащит меня в дом, в свою комнату.

— Жюли! Что случилось?

— Йонатан! — всхлипывает она.

— О нет, он порвал с тобой? — вскрикиваю я.

Она громко сморкается в кусок туалетной бумаги, лежащей у нее на кровати, и швыряет смятый комок в корзинку для бумаг. Я вижу, что корзинка уже с верхом полна.

— Нет, мы дико счастливы, что нашли друг друга.

— О’кей. Супер. Тогда это слезы счастья? — непонимающе спрашиваю я.

— Нет, — говорит она. — Я сегодня осознала, что совершенно не в состоянии наслаждаться своим счастьем, если не могу разделить его с тобой. Единственное, чего я хотела, — это рассказать тебе, что ты была права с этой твоей теорией насчет него: он в самом деле случайно смыл мой номер. И в самом деле пришел меня искать. Я хотела рассказать, как романтично все это было и какая у нас сейчас с ним любовь. Потому что, знаешь, все эти вещи становятся гораздо ценнее, когда я могу рассказать их тебе. Понимаешь, что я имею в виду? — говорит она, в который раз швыряя комок туалетной бумаги в направлении корзинки. Комок не долетает, но она не трудится его поднимать. Она следует за моим взглядом, пожимает плечами и говорит: — Я сегодня еще много раз буду швырять и промахиваться, знаешь ли. Завтра утром все соберу.

Я улыбаюсь.

— Да понимаю я прекрасно, что ты имеешь в виду, у меня такая же фигня. Слышь, подружка… Я знаю, что сказано, того не исправишь. У меня жуткие слова вылетели. Ну это же все неправда! И я очень часто и очень сильно хотела взять эти слова назад, они как-то сорвались с языка сами собой. Я агрилась по-дикому и поэтому искала кого-то, кого могла бы сильнее всего укусить. Скотство сплошное с моей стороны, что и говорить. Я никогда не думала, что в состоянии такую вот подлую штуку выкинуть. Теперь могу только торжественно поклясться — вот хоть своим первым причастием, — что не имела в виду ничего плохого.

— Да у тебя же никогда не было первого причастия! — говорит Жюли возмущенно.

Но она улыбается.

— Я знала, что ты так не думаешь. Но обидно было дико. Кстати, ты уж тоже меня прости, ладно? Я совсем не хотела говорить, что ты шлюха. Я просто старалась дать тебе понять, что ты в тот момент вела себя не по делу, хотела, чтобы до тебя дошло. Я так сказала просто потому, что очень переживаю за тебя.

— Я знаю. И кстати, ты оказалась права. Очень даже права. Это была моя большая ошибка, и лучше бы я тебя послушала. Брам куда-то напрочь исчез.

— А фотка?

— Слава тебе господи, нигде не всплыла. Пока что.

— Ты думаешь, это еще может произойти?

— Вообще-то нет. Думаю, что он хотел ее «для личных целей». А даже если он ее всем своим дружкам форварднул, я этого никогда не узнаю. Ну и, наверно, слава богу. К тому же там даже и лица моего не видно. Хотя, что и говорить, стремно.

Жюли опять сморкается, произносит:

— Тьфу, пропасть, откуда только эти сопли берутся? — и я чувствую, что напряжение между нами исчезло. Подруга снова стала в моем присутствии самой собой. Я, конечно, могла бы распустить нюни за компанию с ней, но только от облегчения.

— На ужин останешься? — спрашивает Жюли, когда мы окончательно выговорились.

— А то! — улыбаюсь я. — Я по тебе соскучилась. Даже и не знаю, что бы делала без тебя. Правда.

Жюли делает вид, что ее сейчас вырвет.

Я смеюсь.

— Да-да, знаю, что говорю банальности. Но ведь это же правда.

— Я по тебе тоже жутко соскучилась, знаешь ли, — говорит она. — Сидела тут в одиночестве, со своей плюшевой собачкой разговаривала, потому что тебя не было. Еще пара дней, и у меня совсем бы крыша съехала.

— Ага, да она у тебя уже.

— Ну спасибо тебе большое, — говорит она и шмякает меня по голове этой плюшевой собачкой.

— Эй, поосторожней со своей другой единственной подругой! — кричу я.

Жюли показывает мне язык.

— А можно я еще на всякий случай свой мейл проверю? — спрашиваю я.

— Не вопрос.

И там среди сообщений одноклассников, новостей и спама я замечаю уведомление, от которого у меня перехватывает дыхание.

— Все норм? — хмурится Жюли.

Я качаю головой.

— Брам ответил.

ГЛАВА 14

— No way![19] — вскрикивает Жюли.

— Очень даже way.

— И что говорит?

— Да только «привет, зая, ты там?»

— Ну так давай логинься, он же небось сидит ответа ждет.

— Жюли, я даже не знаю, хочу этого или нет. Ну как он будет оправдываться, что так долго не отвечал после того, как я ему свою обнаженку послала?

— Да никак он не оправдается, а тебе разве не интересно?

— В любом случае не настолько интересно,