прибыли, чтобы ободрить швейцарцев, осажденных в Муртене, и побудить его светлость снять осаду и собрать свои силы, а не давать ему сражение, поскольку их было недостаточно.

С этим мнением он отправился к своей армии, а затем попросил Бастарда, монсеньора де Клесси, Антуана д'Орлье, монсеньора де Нефшатель, [Франческо] Тройло [одного из главных итальянских капитанов герцога] и некоторых других, к которым он пригласил меня присоединиться, оставить своих лошадей, чтобы посоветоваться, что делать. После изложения дела его светлостью было решено оставить на плато, где мы находились, 2.000 пехотинцев и 300 копий, а поблизости расположить несколько кавалеристов для наблюдения. Остальная часть армии была возвращена в лагерь, чтобы отдохнуть, ведь люди провели весь день верхом, не расставаясь с оружием.

После ужина мы еще раз встретились с упомянутым господином, чтобы обсудить, не следует ли полностью снять осаду, перегруппировать все силы и пойти и сбить врага с позиций. На этом военном совете [то есть на том, который состоялся после того, как Карл отправился на разведку противника] каждый мог высказать свое мнение, и я имел большое удовольствие сказать, как представитель Вашего Высочества, то, что казалось мне наилучшим, а именно, что хорошо было оставить большой отряд на плато, но не следует забывать, что явное желание не сражаться может стать ловушкой для врага, и что, поскольку он находился так близко (в миле от нашей армии), следовало ожидать, что он может атаковать в любой час, пытаясь застать врасплох наши войска, когда они не были готовы к бою — и он действительно это сделал, воспользовавшись возможностью подойти [незамеченным] под прикрытием леса. Поэтому я предложил, чтобы еще до рассвета вся армия в боевом порядке заняла позицию на плато для ожидания противника и даже провела там ночь, если потребуется. Все собравшиеся обсудили мое замечание, и упомянутый господин оставил решение до ужина.

После ужина упомянутый господин решил подождать до следующего дня, будучи твердо уверенным, как я уже объяснял выше, что враг пришел только для демонстрации. В ту ночь чуть позже полуночи начался дождь, а на следующий день [суббота 22 июня] дождь продолжался почти до полудня. Утром, увидев, что враг не напал ночью, упомянутый господин не только пришел к выводу, что его взгляд на ситуацию был правильным, но и стал придерживаться его как абсолютной истины, не желая менять свое мнение о том, что враг не нападет. Он еще больше утвердился в своем мнении, когда услышал, что швейцарцы разряжают свои пушки, что они сделали, потому что из-за дождя порох намок и медленно горел, но они перезарядили свое оружие, что и доказало дальнейшее. С полуночи швейцарцы продвигались через лес в нашу сторону, шаг за шагом, не показываясь и не производя никакого шума. Но чем больше упомянутый господин получал сообщений о передвижениях врага, тем меньше он им верил. Он был готов биться об заклад, что враг не нападет, говоря, что эти сообщения предназначены для того, чтобы убедить его снять осаду, чего он никогда не сделает, и что авторы этих сообщений — французские агенты и так далее.

Однако Бастард и остальные теперь посылали ему так много сообщений, предупреждая о приближении врага, что он начал отдавать им должное и приказал всем своим людям быть готовыми к бою. Было уже около полудня. В этот момент дождь прекратился. Тут же из леса над плато вышел авангард баталии швейцарцев, вооруженных длинными, острыми пиками, все пешие, с арбалетчиками впереди. Затем [справа от бургундцев], ниже, со стороны равнины, появилась вторая баталия, менее многочисленная, чем первая. Между ними шли около 400 кавалеристов, которые, немного продвинувшись вперед, остановились, чтобы подождать баталии пехоты, которые несли много знамен. Как только швейцарцы вышли из леса, наши пушки и лучники начали обстрел, но швейцарцы, выстроившись в плотную фалангу, продолжали наступать шаг за шагом. По моему мнению — и это также мнение других — эти две баталии, которые, согласно тому, что было сказано впоследствии, составляли авангард [на самом деле, первая появившаяся фаланга с ее "многими знаменами" была не чем иным, как "баталией", или центром, швейцарской армии], могли насчитывать от 8.000 до 10.000 человек, самое большее — 12.000.

О появлении врага было немедленно доложено упомянутому господину, который подал сигнал "К оружию!" и сам начал вооружаться. Я подошел к его светлости и [призвал его] без промедления сесть в седло, чтобы посмотреть, что следует делать, так как тех, кто находился выше на плато, было не более 200 копий и около 1.000 пехотинцев. Затем он приказал всем идти на плато, а мастер Маттео [де Кларичи, врач герцога] и я остались при нем, чтобы помочь ему вооружиться, но никак не удавалось убедить его, что враги уже близко, и он напрасно медлил, что когда мы добрались до плато, наши войска уже отступали. Швейцарцы, видя, что наши войска подходят лишь понемногу и с трудом формируют фронт, и видя, что [слева от бургундцев], со стороны города, Франческо Тройло уже собрал около 3.000 человек на небольшом холме, начали стрелять из своих аркебуз с расстояния, более чем в три раза превышающем дальность полета стрелы; поэтому бургундские пехотинцы побежали, осознав, что их так мало перед лицом такой опасности. Заняв позицию за небольшой изгородью, некоторое количество бургундских латников [конных] на некоторое время сдержали наступление противника. Но швейцарцы, у которых не было шлемов [они носили только стальные колпаки], бросились на всадников, защищая руками лица от их копий. Швейцарская кавалерия немедленно ринулась в атаку, а когда бургундские пехотинцы обратились в бегство, то и латники повернулись спиной к врагу. Увидев это, прибывшие на плато отряды, у которых, в любом случае, не было желания сражаться, также развернулись и побежали. Так, вся бургундская армия была расчленена за меньшее время, чем требуется для произнесения Miserere, и это без того, чтобы большинство бургундцев сражались или даже показывались врагу. Если бы бургундцы собрались на плато и удерживали свои позиции, потребовалось бы не менее трех дней, что бы они позволили себя истребить. Короче говоря, застигнутая врасплох, армия была разбита и разгромлена. Никогда я не видел упомянутого господина таким растерянным, таким неспособным принять решение, как в тот момент, когда он вооружился и приготовился к сражению. Поскольку он обычно быстро и мудро мыслит, я приписываю это состояние воле Божьей или превратности судьбы. Если бы враг напал накануне, когда армия расположилась на плато в боевом порядке, то последовало бы жестокое зрелище, настолько ужасной была бы резня с обеих сторон.

Швейцарцы, защищавшие Муртен, предприняли вылазку, которая была отбита. Однако, увидев, что все войска герцога обратились в бегство, в том числе и осаждающие город, они вышли снова. На этот раз они застали бургундцев врасплох, совершив маневр, отличавшийся грозной эффективностью: они добежали до моста, расположенного в лиге от них [на западе, на дороге