Шрифт:
Интервал:
Закладка:
120
Рассказ Коммина об этом показательном моменте спустя дюжину лет выдает несомненную заботу о благоразумии, но также и определенную пристрастность. Игнорируя опасности, связанные с браком Дофина с Марией, и вполне реальную возможность того, что политика дружбы и примирения могла бы просто позволить бургундскому государству восстановить свои силы, Коммин, тем не менее, скромно излагает свою версию. "Я ни в коем случае не собираюсь обвинять нашего короля, говоря, что он ошибся в этом вопросе, ибо другие, кто знал и понимал его лучше меня, могли быть (и некоторые были) того же мнения, что и он". "Однако ум нашего короля был столь обширен, что ни я, ни другие из его окружения не сумели бы с такой ясностью предвидеть результаты его действий, как он сам". Но Коммин по-прежнему убежден в правильности своего взгляда на вещи, поэтому он приходит к выводу, что Бог, чтобы наказать недостойный мир, хотел помешать королю добиться полной и мирной ассимиляции бургундских территорий.
Когда сеньор д'Аржантон готовился к отъезду в Пуатье, к нему пришел Жан Дайон, сеньор дю Люд. О нем Коммин говорит, что "в некоторых отношениях король к нему очень благоволил, но это был человек, весьма озабоченный своей личной выгодой и всегда спокойно злоупотреблявший доверием людей, хотя сам при этом был очень легковерным и его частенько обманывали; он воспитывался в детстве вместе с королем, умел ему угождать и был очень обходительным".
"Итак, — сказал ему дю Люд насмешливым тоном, — Вы уезжаете в тот момент, когда только и нужно заниматься своими делами? Ведь королю в руки плывет такая добыча, что он сможет наградить и озолотить всех, кого любит. А я вот думаю стать губернатором Фландрии и озолотиться с головы до ног!" И громко рассмеялся. "Мне же было не до смеха, ибо я боялся, не подсказаны ли эти слова королем, и потому сказал, что буду рад, если это сбудется, и что надеюсь на то, что король меня не забудет, и уехал".
121
Когда крысы съедят всех кошек,
Король будет господином Арраса.
Когда глубокое и широкое море,
Замерзнет в день Середины лета,
Тогда жители Арраса покорятся.
122
Суждение Коммина о том, что король Людовик совершил серьезную ошибку, не выдав Марию Бургундскую замуж за Дофина, как это повторяют некоторые современные французские историки, весьма сомнительно. То, что Мария согласилась бы на такой союз и отдалась бы вместе с фламандцами под защиту короля, кажется весьма проблематичным. Любопытно, что Коммин не принимает во внимание тот факт, что Дофин уже был помолвлен с принцессой Елизаветой Английской. Правда, пять лет спустя, Людовик без колебаний расторг эту помолвку, но в 1482 году ситуация в Англии была совсем иной, чем в 1477 году. То, что король тщательно избегал публично просить ее руки от имени Дофина, похоже, означает, что, в отличие от Коммина, он полностью осознавал, что брачный союз, соединяющий его сына с Марией, или даже просто предложение такого союза, рискует втянуть его в войну с англичанами. Что касается обстоятельств в начале 1477 года, то сам Коммин утверждает, что король "был в мире с англичанами и был полон решимости всеми силами добиваться сохранения упомянутого мира в Англии". Если он хотел добиться такого результата, то вряд ли мог позволить себе нанести столь явное оскорбление старшей дочери Эдуарда IV.
123
14 февраля 1477 года сэр Джон Пастон написал из Лондона одному из своих братьев: "… вчера начался Большой Совет, на котором должны присутствовать все представители [то есть дворяне и духовенство] страны, если только у них нет какого-нибудь веского предлога уклониться; и я полагаю, что основной причиной этой встречи является обсуждение того, что следует предпринять теперь, после больших перемен, вызванных смертью герцога Бургундского, для сохранения Кале и его округа, и поддержания хороших отношений с Францией, а также с графством Фландрия впредь; поэтому я не сомневаюсь, что герцоги Кларенс и Глостер прибудут в спешке…. Сегодня я узнал, что есть все основания полагать, что лорд Гастингс отправится в Кале в большой компании […] Кажется, что весь мир дрожит…".
Раздражение, смешанное со злобой, которое испытывали англичане, когда Людовик вторгся в соседние с Кале бургундские территории, прекрасно выражено в письме, написанном 14 апреля 1477 года в том же городе Джоном Пастоном, который в то время служил под началом губернатора, лорда Гастингса: "Что же касается того, что происходит здесь, то король Франции захватил многие города, принадлежавшие герцогу Бургундскому, такие как Сен-Кантен, Абвиль и Монтрей; а теперь, наконец, он захватил Бетюн и Эден с его замком, который является одним из самых величественных замков в мире. В субботу вечером [13 апреля] французский адмирал осадил Булонь и сегодня говорят, что туда едет король, а вчера вечером говорили, что на стенах Булони появилось видение, в виде женщины, окруженной дивным светом. Люди говорят, что это Богоматерь хочет показать, что она защищает город. Боже упаси, чтобы она была француженкой! Она стоила бы 40.000 фунтов стерлингов, если бы была англичанкой".
124
Морис Гурмель, бретонский гонец, скопировал все письма, которые он перевозил между Эдуардом IV и Франциском II, доставил копии адресатам и продал оригиналы Людовику XI по 100 экю за штуку. В ответ на заверения герцога Бретани в полной преданности, Людовик отправил ему несколько таких писем с очень краткой запиской, в которой предупредил, что больше не потерпит подобных заявлений, пока герцог не разорвет все отношения с Англией, как он поклялся. Что касается испанских переговоров Эдуарда IV, то де Лусена, кастильский посланник в Англии, скопировал инструкции, данные ему королем Фердинандом, и поспешил продать оригинал королю Франции.
125
Во время краткого пребывания Генриха IV на английском троне в 1470–1471 годах Парламент подтвердил соглашение между Уориком и Маргаритой