том берегу озера домик и воплощает там печатные задумки (вы о них еще услышите)… В том месяце мы изучили тропическую речушку Блэк-Уотер-Крик возле дома Барлоу. Оба берега сплошь заросли кипарисами в гирляндах испанского мха. У кромки воды извиваются корни, со всех сторон опасно клонятся к земле пальмы. Ползучие лозы, лианы, бревна в воде, змеи, аллигаторы – все как на Конго и Амазонке»9.

На Блэк-Уотер-Крик они были семнадцатого июня. Любопытно, что к домику в дубраве, судя по всему, Лавкрафт тоже приложил руку. «Помог креозотить [домик] от термитов»10, – пишет Барлоу, а четвертого августа Лавкрафт отметил: «Дом доделан, на днях я расчистил к нему тропинку от колючек»11.

Что до проектов Барлоу, точно известно об одном: «Башне гоблинов» – сборнике стихов Лонга, написанных после «Человека из Генуи» (1926). Лавкрафт помогал с набором, и сборник вышел тонким буклетом в конце октября12. Вдобавок ко всему Лавкрафт по случаю исправил в стихах Лонга огрехи размера. Барлоу распирало от идей – больше всего он хотел сделать поэтический сборник Кларка Эштона Смита «Колдовство», но его большим планам, как всегда, суждено было затянуться на долгие годы и в итоге сесть на мель.

В это же время Барлоу замыслил сборник рассказов К. Л. Мур. Кэтрин Люсиль Мур (1911–1987), которая впервые появилась в Weird Tales с потрясающим фэнтези «Шамбло» – под псевдонимом (за сторонний источник дохода в те непростые времена могли уволить). Следом в журнале издали ее «Черную жажду» (апрель 1934), «Поцелуй черного бога» (октябрь 1934) и «Тень черного бога» (декабрь 1934) – красочную смесь экзотической романтики, даже эротики, с мистикой. Лавкрафт оценил:

«Эти рассказы полны космической таинственности, которую трудно охарактеризовать, но нельзя не почувствовать. „Тень черного бога“ в этом отношении слабее, зато „Шамбло“ и „Черная жажда“ ею проникнуты. Они вселяют чувство потустороннего, вселенского ужаса – а это показатель мистики высшего класса».

Идею о сборнике Барлоу вынашивал с весны 1935 года, но для начала хотел кое-каких правок от Мур. Деликатная и весьма неловкая задача подступиться к ней досталась Лавкрафту. В первом (по-видимому, апрельском) письме наверняка пришлось ее расхвалить, чтобы не обиделась. Дальше в переписке Лавкрафт не раз умоляет ее не жертвовать самобытным стилем в угоду бульварным запросам, пусть даже за них платят больше. Педант Лавкрафт, как обычно, сохранил ее письма, а вот его ответы почему-то уцелели только фрагментами. Проживи он чуть дольше, был бы счастлив узнать, что Мур вошла в элиту фантастов своего поколения.

А вот Барлоу, судя по всему, так и не смог договориться с ней насчет сборника и в конечном счете, ветреная душа, переключился на что-то более интересное. Он хотя бы свел Лавкрафта с Мур, к благодарности обоих.

Кроме издания чужих произведений, Лавкрафт с Барлоу сочиняли свои. С ними случился новый приступ озорства, в котором они породили «Крушение вселенных» – довольно едкую хохму всего на пятьсот слов (в отличие от «Боя, завершившего столетие» ее разошлют людям только после смерти Лавкрафта). Замысел был прост: пишешь один абзац и передаешь эстафету. Тем не менее от Лавкрафта в рассказе всего несколько строк, а бо́льшая часть (с самыми смешными шутками) принадлежит его юному коллеге.

Бесспорно, «Крушение вселенных» весьма остроумно поддевает жанр космооперы, продвинутый в массы Эдмондом Гамильтоном, Э. Э. «Доком» Смитом. Не мешает и отсутствие концовки: такой абсурдный сюжет все равно не может завершиться логично. Вот написанное Лавкрафтом начало:

«Дем Бор не отрывал всех трех пар глаз от окуляров космоскопа. Его носовые отростки порыжели от ужаса, усики затрепетали.

– Тревога! – закричал он связисту за спиной. – Эфир мутится! Это флот с той стороны пространственно-временного континуума! Феноменально. Сообщите Внутригалактической торговой палате: на нас напали! Скорее, при такой скорости врагу до нас всего шесть веков! Пусть Хак Ни готовится к обороне!»13

Дальше при выводе флота в открытый космос Хак Ни слышит звук «как от ржавой швейной машинки, только куда страшнее» (явно фраза Барлоу). Могла выйти презабавная сатира, но увы; Барлоу наверняка вновь переключился, и Лавкрафта за собой увлек. Этот незавершенный отрывок он напечатает во втором номере Leaves (1938).

Словом, Барлоу сочинял и занимался печатью – но его главная заслуга была в другом. К середине июля Дерлет так и не отозвался на «За гранью времен», а между тем на рукопись уже образовалась очередь из Роберта Блоха и собственно Барлоу. Лавкрафт попросил выслать ее во Флориду, но и Барлоу, по-видимому, с ней затянул. В начале августа писатель сетует: «Дело наверняка усугубляет и дурной почерк, но основная беда явно в сюжете. Увлекательной истории можно простить многое»14. Ясно видны самокопание и творческая апатия, почти отчаяние, но очень скоро он воспрянет духом: на деле Барлоу тайно перепечатал повесть.

Этот великодушный сюрприз потряс Лавкрафта до глубины души. Видимо, раньше просьба Барлоу переписать пятьдесят восьмую страницу (явно из-за почерка) его не насторожила. Считалось, из рукописи уцелела лишь она (с пометкой «переписано 15 авг. 1935»), но сравнительно недавно подлинник нашелся целиком. «Перепечатано точно15, – хвалил Лавкрафт, однако затем признает: – Увы, в тексте Барлоу много ошибок, сильно искажающих мой стиль (повесть я помню весьма точно, поскольку вносил правки в рукопись»16. Также Барлоу не переписал экземпляров под копирку (Лавкрафт обычно делал два). Машинописный вариант он разослал привычному кругу читателей.

Во Флориде тем временем был рай – в том числе благодаря погоде. Слишком сильно не пекло́ (жарче восьмидесяти восьми градусов по Фаренгейту было только на севере и северо-востоке штата), а ниже восьмидесяти градусов температура вообще не опускалась. У Лавкрафта не было упадка сил и хандры, как при северных зимних холодах: «Сам не верю, насколько я бодр!»17 – восторгался он в начале августа.

Родители Барлоу вновь призывали его остаться подольше, пусть даже на зиму или вообще навсегда (поселиться в хижине Роберта, полагаю), но напрасно: Лавкрафт оценил великодушие, но его тяготила долгая разлука со своими книгами и журналами.

Домой он выехал восемнадцатого августа. Барлоу с родителями проводили его до Дейтон-бич, где сами остановились на две недели, и оттуда он уехал в Сент-Огастин – городская старина была как бальзам на душу после трех месяцев в обычном современном деревенском доме. Двадцатого августа, в день его сорокапятилетия, к нему нагрянул Барлоу. Лавкрафт показал ему город, включая недавнюю находку на окраине – индейский курган с нетронутыми скелетами18. Двадцать шестого Лавкрафт был в Чарльстоне, тридцатого на день остановился в Ричмонде, тридцать первое число